– Я написала это прошлой ночью, когда никак не могла заснуть, – начала Елена. – Тут все просто идеально изложено. – Она нашла нужную страницу, перевела дух и стала читать:
Тут Елена перестала читать и молча пробежалась глазами по последней записи в дневнике.
– Если бы я только знала, – невольно прошептала Елена.
– Что? – переспросила Мередит, и Елена подняла глаза, наполнившиеся слезами.
– Если бы я только знала, что будет дальше, – быстро проговорила Елена, закрывая дневник. – Я хочу сказать, если бы я только знала, что мы в конечном итоге разойдемся, может статься, я бы захотела со всем этим покончить. А если бы я только знала, что, в конце концов, все сложится хорошо, я бы не стала уделять столько внимания тому, что происходит прямо сейчас. А так, ничего толком не зная, просто ужасно день за днем все это терпеть.
Бонни прикусила губу, и глаза ее заискрились.
– Я могу показать тебе, Елена, как это можно выяснить, – предложила она. – Моя бабушка рассказала мне про один из способов узнать, за кого ты выйдешь замуж. Этот ритуал называется «немой ужин».
– Ваш старый друидский фокус, как я догадываюсь, – язвительно вставила Мередит.
– Не знаю, насколько он старый, – отозвалась Бонни. – Бабушка говорит, что «немые ужины» существовали всегда. Так или иначе, этот способ работает. Моя матушка попробовала его и увидела образ моего отца, а через месяц они уже поженились. Все очень просто, Елена, да и что ты теряешь?
Елена перевела взгляд с Бонни на Мередит.
– Не знаю, – сказала она. – Наверно, ничего. Но послушай, неужели ты, правда, веришь, что…
Бонни напустила на себя оскорбленный вид:
– Так ты называешь мою матушку лгуньей? Брось, Елена, попытка не пытка. Почему бы и нет?
– А что я должна сделать? – с сомнением спросила Елена, чувствуя себя на редкость заинтригованной, но в то же время несколько напуганной.
– Все очень просто. Мы только должны успеть подготовиться до полуночи…
В итоге за пять минут до полуночи Елена стояла в столовой дома Маккаллогов, чувствуя себя последней дурой. Из заднего дворика доносился бешеный лай Янцзы, но внутри дома не было никаких звуков, если не считать неспешного тиканья старинных часов с боем. Следуя инструкциям Бонни, Елена молча расположила на черном ореховом столе одну тарелку, один стакан и один столовый серебряный прибор. Затем она зажгла свечу, стоящую в серебряном подсвечнике в центре стола, после чего встала за стулом, держа его за спинку.
Согласно поучениям Бонни, как только пробьет полночь, Елене следовало отодвинуть стул на себя и пригласить своего будущего супруга на него присесть. В этот момент свече предстояло погаснуть, а на стуле должна была появиться призрачная фигура.
Сначала Елена испытывала по этому поводу легкую неловкость, вовсе не уверенная в том, что желает видеть любые призрачные фигуры, пусть даже своего будущего мужа. Но затем вся церемония стала казаться ей глупой и безвредной. Как только часы начали бить, Елена выпрямилась и покрепче ухватилась за спинку стула. Бонни велела ей не отпускать его, пока вся церемония не закончится.
Господи, все это и впрямь было предельно глупо. Возможно, ей не следовало произносить слова… но, как только часы пробили полночь, она вдруг с удивлением услышала собственный голос:
– Входи, – смущенно предложила Елена пустой комнате, вытягивая на себя стул. – Входи, присядь…
Свеча погасла.
Елена вздрогнула во внезапно сгустившейся темноте. Она почувствовала порыв ветра, который, судя по всему, и задул свечу. Этот ветер определенно исходил от застекленной двустворчатой двери у нее за спиной, и Елена быстро повернулась, по-прежнему придерживая одной рукой стул. Она могла бы поклясться, что дверь была закрыта. Что-то двигалось в темноте.
Страх охватил Елену, унося прочь ее смущение и любые следы интереса к любопытному ритуалу. Господи, да что же она такое наделала, что навлекла на себя? Сердце глухо стучало в груди, и Елене показалось, будто она только что без предупреждения нырнула в самый ужасный ночной кошмар. Вокруг было не только темно, но и тихо, как в могиле. Нечего было видеть и слышать, и Елена падала…
– Разрешите! – вдруг произнес чей-то голос, и яркое пламя вспыхнуло в темноте.