облагораживает, я хотел всё, что мог заработать своими руками. Через пару месяцев составления деловых писем мне стало ясно, что действительно огромные деньги шли только боссам крупных фирм. К тому времени, когда я смог бы добраться, работая таким образом, до этой верхушки, я был бы слишком стар, чтобы полной грудью насладиться заслуженным вознаграждением.

В двадцать пять лет Алекс Хантер решил, что работа частного детектива будет перспективной в следующие несколько десятилетий. Он оставил адвокатскую контору и устроился работать одним из пятидесяти сотрудников в агентстве Боннера, где намеревался изучить этот бизнес изнутри. Его зарплата была даже меньше, чем когда он был начинающим адвокатом, но он также получал и относительно существенную премию за каждое удачно проведённое расследование. Будучи честолюбивым, интеллигентным и умным, он справлялся с работой лучше, чем любой из его коллег. Алекс по-умному помещал свои капиталы и к тридцати годам смог взять в банке кредит, чтобы купить у Мартина Боннера его агентство. Под руководством Хантера компания разрослась, укрепилась её репутация и рентабельность. Её экспансия распространялась на все сферы этого рода бизнеса, включая платежи, вклады и обслуживание систем сигнализации. В своей отрасли это была одна из крупнейших в мире корпораций, в которой работало более двух тысяч человек и которая имела отделения в восьми крупных городах.

- Вы действительно миллионер? - спросила Джоанна.

- По крайней мере на бумаге.

- Я думала, что миллионеры путешествуют в сопровождении свиты.

- Только опасающиеся путешествуют со свитой.

- Полагаю, у вас есть свой 'роллс-ройс'?

- Даже два.

- Мне никогда не приходилось обедать с миллионером.

- А что, от этого у пищи вкус другой? - спросил Алекс, посмеиваясь.

- Мне неловко.

- Ради всего святого, почему?

- Все те деньги, - сказала она, - они... ну, я не знаю почему точно, но мне неловко.

- Джоанна, никто не относится к доллару с большим уважением, чем я. Но я также понимаю, что деньги ни подлые, ни благородные, это нейтральная субстанция и неизбежная часть любой цивилизации так же, как день и ночь есть естественное следствие вращения земли. Из нас двоих преклоняться надо перед вами. Вы одарённая и явно трудолюбивая певица. Кроме того, вы истинно чудесный ресторатор, а это не только бизнес, но и не в меньшей мере искусство. Я должен чувствовать себя неловко в присутствии столь многих талантов.

Некоторое время Джоанна молча смотрела на него. Алекс мог бы сказать, что она его осуждает. Затем она отложила свои палочки для еды и промокнула рот салфеткой.

- Господи, вы понимаете, чего вы здесь наговорили?

- Разумеется, понимаю, - сказал Алекс. - Разве я осмелился бы быть неискренним? Разве вы забыли вашу речь о том, чтобы быть до конца честными друг с другом?

Джоанна качнула головой, как будто была удивлена, и её золотистые волосы нежно заискрились:

- Теперь я более чем когда-либо благоговею перед вами. Большинство мужчин, кто начинал с ничего и сколотил большое состояние, к сорока годам становятся невыносимыми себялюбцами.

Алекс не согласился.

- Это не совсем так. Что касается меня, здесь нет ничего особенного. Я знаю многих богатых людей, и большинство из них также скромны, как какой-нибудь конторский клерк или парень, работающий за триста долларов в неделю на детройтском конвейере. Мы смеёмся и плачем, и кровь у нас того же цвета, что и у всех. А раз уж мы затронули скромность, сейчас вы её увидите. Мы слишком много говорили обо мне. А какова история Джоанны Ранд? Как вы оказались в Японии? В 'Прогулке в лунном свете'? Я хочу услышать все о вас.

- Это не так уж интересно, чтобы стоило послушать, - сказала Джоанна.

- Ерунда, не верю.

- Нет, я серьёзно. Моя жизнь кажется очень скучной по сравнению с вашей.

Он поморщился.

- Скромность - очаровательная черта характера. Но чрезмерная скромность не украшает. Я рассказал вам о себе. Теперь ваша очередь. Честно так честно. Я обещаю вам быть очень внимательным слушателем.

- Давайте сначала попробуем десерт, - произнесла Джоанна.

Алекс не мог решить, скрывала ли она своё прошлое или действительно робела перед ним.

- Ладно, - сказал он, ещё не подготовленный, чтобы предъявить обвинение. - Что вы будете?

- Что-нибудь лёгкое.

Их официантка, приятная круглолицая женщина предложила им фрукты, и они согласились, оставляя выбор за ней. Им подали апельсины с молотым миндалём и мякотью кокоса.

Съев две апельсиновые дольки, Алекс спросил:

- Где в Штатах вы родились?

- Я родилась в Нью-Йорке, - ответила Джоанна.

- Одно из моих любимых мест, несмотря на грязь и преступность. Вам нравится Нью-Йорк?

- Я почти не помню его. Мой отец работал в одном из этих гидроголовых американских конгломератов. Когда мне было десять лет, он получил пост управляющего в одном из британских подразделений той компании. Я выросла в Лондоне и там поступила в университет.

- Что вы изучали?

- Сначала музыку, затем восточные языки. Я начала интересоваться Востоком: в то время я была страстно влюблена в одного японского студента, учившегося у нас по обмену. Мы с ним год снимали квартиру. Наша страсть расцвела и увяла, но мой интерес к Востоку остался.

- А когда вы приехали в Японию? - как бы случайно спросил Алекс, пытаясь не выглядеть как частный детектив, собирающий информацию по интересующему его делу.

- Почти десять лет назад, - ответила Джоанна.

'Совпадает с исчезновением Лизы Шелгрин', - подумал он, но ничего не сказал.

Джоанна с явным удовольствием взяла палочками для еды ещё дольку апельсина. Маленький кусочек мякоти кокосового ореха прилип к уголку её рта. Она слизнула его медленным движением языка. Наблюдая за ней, Алекс подумал, что она напоминает рыжевато-коричневую кошку, с вылизанной шерстью, полную энергии движения. Если бы она это услышала, то повернула бы голову с кошачьей грацией и посмотрела бы на него, как это делают кошки: сонливый взгляд сочетается с крайней настороженностью, любопытство смешивается с холодным безразличием, а гордая независимость ещё больше пробуждает привязанность.

Джоанна продолжала:

- Мои родители погибли в автокатастрофе во время короткого отпуска в Брайтоне. У меня не было родственников в Штатах, не было и особенного желания возвращаться туда. Британия же казалась ужасно тоскливой, полной тяжёлых, мрачных воспоминаний. Когда выплатили страховку отца и наследственные дела были улажены, я взяла деньги и приехала в Японию.

- Искать того студента, который учился у вас по обмену?

- Нет, дело было не в нём. Кроме того, он все ещё учился в Лондоне. Я приехала, так как думала, что мне здесь будет хорошо. Так и случилось. Я провела несколько месяцев в качестве туриста, затем приняла гражданство, хотя могла этого и не делать, и случайно нашла работу певицы японской и американской поп- музыки в одном из ночных ресторанов Иокогамы. У меня всегда был хороший голос, но мне никогда не приходилось выступать на сцене. Вначале я была ужасна: этакий неуклюжий любитель, но я училась.

- Спорю, что каждый второй американец проходит через то, что вы назвали...

- 'Иокогама-мама', - сказала она. - Боже, было время! - Джоанна кисло улыбнулась. - Тогда все думали, что они чертовски умны. 'Йокогама-мама' никогда не была одной из моих любимых песен - особенно после того как я услышала тот бородатый анекдот в двух-или трёхтысячный раз.

- А как вы попали в Киото?