мистер Синесветик умеет телепортироваться.

— Возможно. И что из этого?

— Получается, Фрэнк не один такой. Есть и другой уникум ему под стать. Или даже другие.

— Только этого не хватало! В таком случае стоит мистеру Синесветику узнать, где скрывается Фрэнк, — и нам его не спасти. Бац — и Синесветик уже тут как тут. Чего доброго, притащит с собой автомат и давай строчить.

Помолчав, Хэл заметил:

— Какая все-таки замечательная профессия — садовник. Всего-то и нужна газонокосилка, полольная машина да еще парочка нехитрых инструментов. Работаешь на свежем воздухе, никто в тебя не стреляет.

Фрэнк, а за ним и Бобби вошли в кабинет, где Джулия и Хэл возились с деньгами. Бобби бросил на стол листок бумаги и объявил:

— Все, Шерлок Холмс, клади зубы на полку! На свете появился сыщик посмекалистее.

Джулия повернула листок так, чтобы Хэл тоже смог прочесть.

На листке с помощью лазерного принтера были напечатаны данные о Фрэнке, которые он сам представил в Калифорнийский департамент дорожного транспорта, когда в последний раз продлевал водительские права.

— Да, похоже, это ты, Фрэнк, — согласилась Джулия. — Выходит, полностью тебя зовут Фрэнсис Эзикиел Поллард?

Фрэнк кивнул.

— Точно. Прочел и вспомнил. Фрэнсис Эзикиел. Джулия постучала пальцем по бумаге:

— А этот адрес в Эль-Энканто-Хайтс тебе что-нибудь говорит?

— Нет. Я даже не знаю, где это — Эль-Энканто.

— Возле Санта-Барбары.

— Да, Бобби подсказал. Но я там и не бывал никогда. Правда…

— Что?

Фрэнк подошел к окну и устремил взгляд на далекий океан, над которым синело чистое уже небо. По небу плавно, широкими кругами скользили ранние чайки — дух захватывало от такой красоты. Но ни вид за окнами, ни полет чаек не волновали Фрэнка.

— В Эль-Энканто я, кажется, не бывал, — продолжал он, не отрываясь от окна, — но всякий раз, как вы произносите это название, у меня под ложечкой екает, будто я лечу с американских горок. Думаю про Эль-Энканто, пытаюсь вспомнить, а сердце так и скачет, и во рту делается сухо, и дышать трудно. Вроде бы у меня с этим местом и связаны какие-то воспоминания, но память сама хочет их отогнать. Должно быть, там со мной приключилось что-нибудь очень скверное… что-нибудь такое, что и вспомнить страшно.

— Срок действия водительских прав у Фрэнка истек семь лет назад, — рассказывал Бобби. — По данным Департамента дорожного транспорта, Фрэнк их больше не продлевал. Нам, можно сказать, повезло: еще немного — и имя Фрэнка выкинули бы из всех файлов.

Он положил на стол еще две распечатки.

— Зубы на полку, Шерлок Холмс и Сэм Спейд!

— Что это такое?

— Протоколы задержания. Фрэнка дважды задерживали за нарушение правил. Первый раз в Сан- Франциско лет шесть назад. Второй — пять лет назад на шоссе 101, к северу от Вентуры. Каждый раз оказывалось, что водительские права у него просрочены, а сам он ведет себя настолько странно, что полиция предпочитала его задержать. — Человек на фотографии, прилагавшейся к протоколам, выглядел несколько моложе и полнее Фрэнка, и все же Джулия без труда узнала своего нынешнего клиента.

Бобби отодвинул ворох денег и присел на край стола.

— Каждый раз он ухитрялся бежать. Полиция наверняка и сейчас его разыскивает, но уже не так усердно: проштрафившийся шофер — не уголовник.

— Хоть убейте, не помню, — признался Фрэнк.

— Каким образом ему удалось бежать, в протоколах не сказано. Я подозреваю, что для этого едва ли понадобилось перепиливать решетку, прорывать туннель, стращать охрану пистолетом, вырезанным из куска мыла, или пускать в ход другие испытанные уловки. Наш Фрэнк и без этих штучек-дрючек обойдется.

— А, телепортировался! — сообразил Хэл. — Улучил минуту, когда никто не видит, — и поминай как звали.

— Вот и я так думаю. После этого он и обзавелся липовыми удостоверениями. С такими никакая полиция не страшна.

Джулия прочла протоколы и заключила:

— Ну что ж, Фрэнк, по крайней мере, теперь мы убедились, что твоя настоящая фамилия действительно Поллард, выяснили, что ты живешь в округе Санта-Барбары, и даже знаем твой настоящий адрес, и тебе больше незачем ютиться в мотеле. Дело наконец сдвинулось с места. Бобби ликовал:

— Зубы на полку, Холмс, Спейд и миссис Марпл! Но Фрэнк не разделял общего торжества. Он отошел от окна и снова опустился в кресло.

— Сдвинуться-то оно сдвинулось, но и только. И как медленно оно движется.

Сцепив руки и упершись локтями в расставленные колени, он наклонился вперед и принялся угрюмо разглядывать пол.

— У меня сейчас шевельнулось нехорошее подозрение. Что, если у меня не только одежда не правильно восстанавливается? Что, если путаница происходит уже и в организме? По мелочам. Незаметно. Сотни или тысячи неполадок на клеточном уровне. То-то я чувствую себя так погано, выматываюсь, хандрю. Неспроста я стал такой бестолковый, разучился читать и считать… Вдруг это от того, что ткань мозга восстановлена не так.

Джулия покосилась на Хэла, на Бобби. Видно, они и рады бы разубедить Фрэнка, но уж больно его предположения похожи на правду.

— Медная-то пряжка с виду была вполне нормальной, — напомнил Фрэнк. — А Бобби дотронулся — и от нее осталась только пыль.

Во сне голова у Томаса опустела, и в нее набились гадкие сны. Как он живьем кушает маленьких зверьков. Как пьет кровь. И что Беда — это он и есть.

Вдруг сны оборвались. Он сел в постели, хотел закричать, а внутри у него ни одного звука. Сидит, дрожит от страха, дышит часто и тяжело, так что в груди больно.

Вернулось солнышко, ночь ушла, и Томасу стало легче. Он слез с кровати, сунул ноги в туфли. Пижама холодная от пота. Томас поежился. Натянул халат. Подошел к окну. Небо славное, синее. Газоны после дождя мокрые-премокрые, дорожки потемнели, а земля на клумбах совсем черная. А в лужи, как в зеркало, смотрится синее небо. Много дождя пролилось с неба, весь мир промыло, он теперь как новенький. Это хорошо.

Где-то сейчас Беда? Близко или далеко? Но тянуться к ней Томас не стал. Ночью она его чуть не поймала. Сильная такая — Томас едва вырвался. Он от нее — Беда не отстает. Он назад — а она сквозь ночь мчится за ним. На этот раз он от нее быстро ушел, но кто знает, что может случиться в следующий раз. Вот возьмет и не отвяжется и шмыгнет прямо к нему в комнату. Да не мысль свою пошлет ему вдогонку, а сама заявится. Как это у нее получится, Томас не знал, но чувствовал, что Беда на такое способна. И если Беда придет в интернат, начнутся те страсти, которые у Томаса в голове, когда он спит. Начнутся наяву. И никак уже от них не спастись.

Томас направился к ванной, но тут его взгляд упал на кровать Дерека. Дерек был мертв. Он лежал на боку. Изуродованное распухшее лицо в синяках. Глаза широко открыты, в них отражается свет из окна и тот