перстень.

– Значит, кто-то взял серп, чтобы овладеть его силой, – заключил Трескун. – Но мне кажется, они просто хотели вывести Оуэна из Игры.

– Не иначе. Я сейчас пытаюсь связать его гибель с недавней смертью Растова. Вряд ли это проделал один и тот же игрок, поскольку Оуэн был открывающим, а Растов – закрывающим.

– Гм. – Трескун спрыгнул вниз. – Не знаю. Может, да, а может, нет. Последнее время Растов и Оуэн часто беседовали. Я слышал некоторые их разговоры, и у меня сложилось впечатление, будто хозяин пытался уговорить Растова перейти на нашу сторону – либеральные настроения и русские сантименты могли подтолкнуть его на новый, революционный путь.

– Да? – удивилась Серая Дымка. – Раз кто-то устраняет открывающих, значит, и Джилл может быть в опасности. Кто еще мог подслушать их разговоры?

– Никто. Думаю, Растов даже Ползецу ничего не говорил, и я тоже старался ни о чем не распространяться, вплоть до настоящего момента.

– Где они обычно беседовали? – спросила Дымка.

– Наверху. На кухне или в гостиной.

– А в дом пролезть никто не мог?

– Только кто-то очень маленький и достаточно ловкий, чтобы добраться до беличьей щелки на чердаке.

Я медленно прошелся по комнате.

– Моррис и Мак-Каб – открывающие или закрывающие? – спросил я.

– Нисколько не сомневаюсь, что открывающие, – ответила Серая Дымка.

– Да, – кивнул Трескун. – Ты права.

– А что Дорогой Доктор?

– Никто не знает. Гадание насчет него не дает никаких результатов.

– Здесь замешан тайный игрок, – сказал я.

– Ты действительно считаешь, что кто-то до сих пор скрывается от нас? – уточнила Дымка.

– Ничего другого мне на ум не приходит. Почему мои расчеты никак не могут совпасть?

– Но как нам вычислить его? – задумалась она.

– Не знаю.

– А мне уже все равно, – вмешался Трескун. – Я хочу снова вернуться к простой жизни в лесах. Черт бы побрал все эти заговоры и подозрения! Не по собственной воле я вступил в Игру. Меня силой заставили это сделать. Верните мне мою тень.

– Где она?

– Вон там.

Он повернулся к огромному красному рисунку на дальней стене.

Я долго смотрел в ту сторону, но так и не смог понять, на что он указывает.

– Прости, – сказал я. – Я ничего…

– Да вон же, – снова кивнул он, – на рисунке, у пола, в правом углу.

И тут я увидел ее – тень казалась обыкновенной игрой света. Часть рисунка закрывали прозрачные очертания беличьей фигурки. По периметру тени торчали какие-то металлические штырьки.

– Эта? – уточнил я.

– Ага, – подтвердил он. – Она прибита серебряными гвоздиками.

– И как нам ее теперь отцепить? – спросил я.

– Надо вытащить гвозди.

– А что будет с тем, кто это сделает?

– Не знаю. Он никогда не говорил мне об этом.

Я приблизился к стене и, подняв лапу, коснулся самого верхнего гвоздя. Тот закачался в своем отверстии, и ничего необычного со мной не произошло. Тогда я наклонился вперед, ухватил гвоздь зубами и, вытащив, выплюнул на пол.

Лапой опробовал остальные шесть. Два из них точно так же качались. По очереди я прикусил их и выдернул из стены. Теперь на полу мерцали уже три гвоздя, настоящее серебро. Серая Дымка внимательно изучила их.

– Ты что-нибудь почувствовал, вытаскивая их? – обратилась она ко мне.

– Ничего особенного, – отозвался я. – А ты что-нибудь чувствуешь?

– Нет. Думаю, основная сила кроется в этом рисунке. Так что следи за стеной, неприятностей можно ожидать только от нее.

Я дотронулся до оставшихся четырех шляпок. Эти сидели поглубже тех, с которыми я пару минут назад расправился. Тень пошла складками и немного сморщилась.

– Трескун, а ты ничего такого не ощутил, пока я здесь возился? – повернулся к нему я.

– Ощутил, – кивнул он. – Я почувствовал легкое покалывание в тех частях тела, которые, похоже, соответствуют местам в тени, откуда ты выдернул гвозди.

– Если что-то переменится, скажешь. – Я снова наклонился, взялся за следующий гвоздь и принялся расшатывать зубами.

С ним я управился за минуту. Положив его на пол, я еще раз попробовал один за другим три торчащих в стене гвоздя. Два сидели довольно глубоко, а один – примерно так же, как тот, который я только что вытащил. Им-то я и занялся в первую очередь и раскачивал до тех пор, пока он не вывалился. Тень отлипла от стены и заколыхалась, отдельные ее части начали пропадать.

– Покалывание не проходит, – сообщил Трескун. – Теперь оно распространилось на все тело.

– Ничего не болит?

– Нет.

Я ткнул лапой оставшиеся два гвоздя. Крепко сидят. Может, лучше пойти поискать Ларри и какие- нибудь клещи, а не ломать на них зубы? Но попытка не пытка, можно сначала попробовать. С минуту я дергал один из гвоздей, в конце концов он немножко поддался. Челюсти заболели, и я остановился передохнуть, еще раз пообещав себе, что прежде, чем отступлюсь, попытаюсь управиться своими силами.

Еще минуту я потратил на второй гвоздь, который был забит в десяти дюймах слева от первого. Но он даже не покачнулся, поэтому, когда я, наконец, отошел в сторону, положение оставалось прежним.

Нельзя сказать, чтобы вкус штукатурки и краски, которой был исполнен рисунок, привел меня в полный восторг. Я все гадал, что же так крепко держит гвозди. Во рту стоял привкус отсыревшего подвала, а на зубах хрустел песок, но рисунок и штукатурка большей частью не пострадали.

Я отступил. Частично рисунок был обслюнявлен, и я подумал, как собачья слюна может повлиять на его магические силы.

– Пожалуйста, только не бросайте меня, – взмолился Трескун. – Еще немного.

– Я просто перевожу дыхание, – пояснил я. – До сих пор я пользовался передними зубами – так было легче. Сейчас переключусь на коренные.

Я снова склонился над рисунком и ухватился задними правыми зубами за гвоздь, который в прошлый раз, вроде бы, откликнулся на мои потуги. И вот он закачался и вскоре полностью вылез из стены.

Я выплюнул его и прислушался. Серебро при падении издает очень нежный и приятный звук.

– Шесть, – объявил я. – Ну, как ты теперь себя Чувствуешь?

– Покалывание все усиливается, – сказал Трескун. – Что-то вот-вот должно случиться.

– Еще не поздно оставить все, как есть, – пробурчал я, пристраиваясь левыми задними зубами к последней шляпке.

– Давай, тащи, – скомандовал Трескун.

Я вцепился в гвоздь и начал медленно расшатывать его, стараясь не дергать, а потихоньку усиливать давление – из прошлого сражения я сделал вывод, что такая тактика здесь наиболее предпочтительна. Я порядком побаивался за зубы, но пока ничего не хрустело и не крошилось. Насколько мне нравится звук серебра, настолько я не люблю его холодный железистый привкус.

Все это время передо мной парила тень, подобно быстрому облачку набегая на стену. Один раз она даже закутала мне всю морду, но сразу распуталась.