чтобы высылать за нами вертолет в эти края? А ежели не дожидаться вертолета - что прикажешь делать в Лизаниэми? Абсурд, юноша! Или наркотический бред...

- А зачем же ты ломишься в Лизаниэми? - искренне удивился Линднер. - И если ты невиновен - зачем убил Джима? - Я с изумлением воззрился на собеседника.

- В Аризонской пустыне, должно быть, работают нынче невежды. Или чрезвычайно халатные субъекты. Посмотри, сынок. Я вдвое старше тебя. И ежели намереваешься достичь моего возраста, преклони слух. Запоминай. Преподаю основной, первейший закон профессии: коль скоро тебя выслеживает кто-то, вооруженный огнестрельным или холодным оружием, этот кто-то расценивается как 'нечто', не имеющее дальнейшего касательства к роду человеческому и подлежащее уничтожению при малейшей открывшейся возможности. Раздави, пока не раздавили тебя. Доказательство этой теоремы я оплатил многократным пребыванием в больницах, но тебе отдаю бесценную истину даром.

- Это не оправдание.

- А я не оправдываюсь. Харлей перестал дышать, а я продолжаю; но Харлею хотелось, чтобы дела обстояли совсем наоборот. Какие же тут оправдания могут быть? Самозащита. И, между прочим, ты уже последовал бы в преисподнюю за приятелем своим, да требуется гонец, способный передать мистеру Беннетту некое устное послание.

- И думать забудь!

- Не забуду. Ибо, если откажешься, просто согну указательный палец, а глушители у нас отличные. Шито-крыто, и ни малейших следов убийцы... Слушай внимательно. Похоронную команду вы, разумеется, держали наготове, ради миссис Ватроуз и меня. Теперь они заберут одного мертвеца вместо ожидавшихся двоих, и спокойно, без шума, скроют от любопытной полиции. Ты же вылетишь назад, на берега Потомака. И передашь Беннетту буквально следующее...

Линднер облизнул губы.

- Полтора года назад, - сообщил я, - в Санта-Фе, штат Новая Мексика, допустили ужасную оплошность. Не застрелили Беннетта, словно пса бешеного, имея полную возможность и более нежели веские основания к этому. Но я не чересчур заносчив, охотно признаю свои ошибки и всегда готов загладить их. Скажи Беннетту, пускай почаще глядит в окно. В один прекрасный день он увидит на улице меня, и день этот будет последним в его мерзопакостной жизни. Правда, господину главнокомандующему доведется чуток обождать: я сперва завершу дела скандинавские. Но уж потом обещаю исправить давнее упущение коренным образом.

- Господи, помилуй, - ошеломленно сказал молодой агент. - О твоей наглости ходят легенды, но действительность гораздо красочней! Блефуешь?

- Сынок, - назидательно промолвил я, - ты не изучил меня, а Беннетт изучил. И не подумает, будто я просто сотрясаю воздух пустыми речами, не сомневайся. А поскольку тебе еще предстоит пожить на свете, задайся резонным вопросом: с какой это стати заботливый начальник выслал по следу матерого, клыкастого волчины, Эрика, двух беспомощных щенят? Почему не отрядил свору надежных и закаленных псов? Быть может, чепуху насчет измены никому в организации скормить не удалось, кроме вас, молокососов, а?

- Мистер Беннетт, - с жаром возразил парень, - просто не мог рассчитывать на людей, верно служивших предателю!

- Понимаю, понимаю... Он умеет убеждать, старина Беннетт. Импозантный, любезный субъект; римский профиль, повелительные манеры... И ежели эдакий диверсантиссимус говорит: я всецело верю тебе, полагаюсь на твою выучку, уповаю на преданность - как же тут не растаять сердечку, алчущему славных подвигов? Дурак ты, Линднер. Не обижайся, поумнеешь со временем. Ладно, давай руку и бывай здоров...

Я протянул агенту ладонь. Чушь голливудская: благородное прощание сдержанных противников. Парень глазам было не поверил, но тотчас же сообразил, что за дивную возможность получает. Ухватил мою руку и вознамерился провести очевидный, весьма неприятный прием - да только я к тому и готовился.

Маленький, заранее зажатый в левой руке шприц вонзился Линднеру в бедро, сквозь толстую материю брюк. Поршень сработал автоматически, брошенный вперед взведенной загодя пружиной.

- Не бойся, не умираешь, - уведомил я начинавшего оползать в кресле парня. - Проспишь четыре часа и проснешься лучше прежнего. Разумнее, во всяком случае... Приятных сновидений.

Астрид, само собою, не спала и, разумеется, вместо ночной сорочки была облачена в джинсы и джемпер.

- Я видела! - выпалила она, обливаясь потоками внезапно хлынувших слез. - Я вышла вослед, решила: вдруг не управится, вдруг ему помощь потребуется! Помощь! Накинулся, точно зверь, сзади, у бедняги даже защищаться возможности не было! Бросился со спины и хладнокровно задушил!

Старый добрый вопрос о сторонах света. Никогда не мог уяснить, какая разница человеку, стоящему лицом к северу: прикончат его со стороны северной или южной? Однако из этого неизменно делают вопрос чести.

- Слушать надо внимательно, - сказал я. - Ведь честно уведомил: я отнюдь не воплощенное благородство. Она же никак не хотела верить. Любое сходство между мной и странствующим рыцарем - чистая и непредвиденная случайность. Прекрати молоть языком и принимайся конечностями шевелить. Пакуй саквояж. По счету уплачено заранее, выехать можно в любую минуту.

- Не понимаю...

- Фу ты, ну ты! Можешь умыться на дорогу, но это не обязательное условие. Мы уносим ноги. В Швецию.

Я свернул на узенькую проселочную дорогу, усеянную лужами, оставшимися после недавнего мокрого снегопада. Впрочем, водоотводные канавы по бокам были вырыты на славу, и машина даже не увязла, невзирая на возмутительно слабый движок. Махнув рукою направо, туда, где простирались пегие, совершенно голые в это время года поля, я произнес:

- Видишь вдалеке строение, окруженное деревьями? Называется Торсэтер. Возле старинного феодального замка есть еще маленькая белая вилла, возрастом помладше. Во время последнего моего приезда на родину предков старый барон Стьернхьельм жил в большом доме. Обожал охотиться на лося... Но потом сын женился, и старик уступил замок ему, а сам обосновался в современном здании. Замок не исполинский, но достаточно просторный, барон отправился в санаторий - так мне сказали по телефону, - и вилла опять служит по прежнему своему назначению: дает приют гостям. Добро пожаловать в фамильную мою усадьбу, сударыня.

Астрид покосилась:

- Барон... Стьернхьельм?

- Да, папенька урезал фамилию, перебравшись в Америку, дабы полуграмотные янки могли произнести ее, не вывихивая челюсти.

- Шведские титулы, - задумчиво сказала Астрид, - передаются по наследству всем детям поголовно, а не только старшему в роду... Получается, ты настоящий барон?

- Да, но только не настоящий, а условный. Родители отказались от всех иностранных титулов, сделавшись подданными США. Между прочим, это непременное условие для эмигрантов. Америка - демократическая страна, и забубенной феодальной чуши не признает.

- Господин барон! - засмеялась Астрид.

- Зовите меня просто: мистер Хелм, - учтиво предложил я. - Кстати, в здешних краях звонкой мишуре тоже давно перестали придавать какое бы то ни было значение. Старый барон Стьернхьельм, например, предпочитает, чтобы к фамилии прибавляли честно заслуженный военный чин, а не унаследованный от предков титул. Полковник Стьернхьельм. Или, по-шведски, ObersteСтьернхьельм.