— Ладно. — После рукопожатия я сказал: — Счастливого плавания, девочка.

— Я пришлю подмогу. Как можно скорее.

— Нет, сначала лучше предупреди наших там, на корабле, не надо пугать этих здесь раньше времени. Лучше я попробую им тут напортить. А то если помощь заявится слишком рано, они удерут на катере со взрывным устройством, и это может плохо кончиться и для “Генерала Хьюза” и для многих других. Ты отвечаешь за корабль. Я попробую захватить катер. Только сперва уж сделай свое дело, а потом беспокойся обо мне, ладно?

Она выслушала эту нотацию со смирением.

— Да, я все понимаю... Мэтт...

— Ну?

— Ты... ты не считаешь, что я совсем уж опозорилась, а?

То ли она была отменной актрисой, то ли я был глубоко не прав. Я улыбнулся, взял ее голову в руки и легко поцеловал в лоб. Я почувствовал, как она обнимает меня и пытается поймать губами настоящий поцелуй. Вскоре она получила то, что хотела. Затем мой револьвер перекочевал к ней, она отскочила, наставила его на меня и крикнула:

— Все в порядке, Монах. Я его разоружила. Бери его, милый.

Я поднял руки, изображая почтение перед своим кастрированным оружием. Ну что ж, я уже несколько дней пытался сбыть его любому желающему. Наконец-то покупатель появился, хотя, признаться, я плохо понимал, насколько это мне теперь может помочь.

Они прятались в скалах — Монах и двое его темнолицых подручных в пестрых гавайских рубахах. Они были вооружены старыми карабинами М-1, представлявшими собой помесь пистолета и винтовки, от которых, по-моему, никакого толку не было. Однако трудно было отрицать очевидное: в определенных условиях из этой штуки можно уложить человека насмерть.

Монах был облачен в нечто вроде формы цвета хаки с рубашкой с короткими рукавами и открытым воротом. Этот фасон, принятый в наших вооруженных силах, превращает даже четырехзвездочного генерала в бойскаута. Я подумал, что в Монахе всегда было нечто от начальника отряда бойскаутов. Разумеется, цели у них были разные, но вот энтузиазм схожий.

Его голубые глаза зажглись фанатическим блеском, когда он стал приближаться, держа меня на прицеле еще одного револьвера из нержавеющей стали, запасы которых у него явно были неисчерпаемы. Его подручные отобрали у меня нож и ремень, но больше ничего не обнаружили, потому как у меня больше ничего и не было.

— Старина Эрик в своем репертуаре, — лениво сказал Монах. — Лихо сражается, быстро очаровывает женщин, но медленно думает.

— Да и старина Монах не изменился, — в тон ему отозвался я. — Всегда готов заговорить человека до смерти. Если бы слова убивали, дружище, ты был бы в нашем деле король.

Это его задело, потому как он и впрямь себя считал в нашем деле королем. Впрочем, он не одинок. Мало кто занимался бы тем, чем занимаемся мы, если бы не полагали, что в своей области ему нет — или практически нет — равных. Но Монах очень болезненно воспринимал шутки на эту тему.

Его зрачки сузились, и он начал было что-то говорить, но передумал. Вместо этого он кивнул головой своим подручным, чтобы они повели меня по тому, что считалось тропинкой. Но тут вмешалась Джилл.

— Минуточку, — сказала она. — За ним один должок.

— Ну тебя с твоими должками, Ирина, — раздраженно буркнул Монах. — Разбирайся с ними в нерабочее время.

— Без меня вы бы так легко его не поймали, — обиженно протянула девушка. — Так что, пойди ух мне навстречу, милый. Я задержу вас на минуту. — Она умышленно позволила акценту заползти в ее интонации, да и лицо ее слегка изменилось. Она уже не казалась больше той длинноногой симпатичной веселой американской мисс, которая предстала предо мной на пляже всего несколько дней назад. Она сейчас делала на этом особый упор. Ей хотелось, чтобы я оценил искусство, с которым она провела меня. Что ж, проявление темперамента весьма типично для нашей профессии.

— Мистер Хелм, — обратилась она ко мне.

— Значит, вот она, Ирина из Москвы, — отозвался я.

— Из Москвы и еще кое-откуда.

— Фрэнсис и его ребята об этом не знали.

— Эти глупые пацифисты! Самые настоящие овцы.

— Которых вы и отвели на бойню мистера Монаха.

— Именно. Причем овцы, официально числящиеся американскими агентами. Завтра всплывет все — и их антивоенные убеждения, и их двусмысленный статус. И про вас тоже завтра все станет известно. Вы, конечно, проявили изобретательность, прикинувшись человеком тех же убеждений. Решили небось, что они вам доверятся. Так, собственно, и случилось, но это только пошло нам на пользу. После того как ваш труп найдут на катере, где будет также обнаружено очень странное оборудование, что, по-вашему, будут говорить о вас? Ведь станет известно, что у вас возникли неприятности с начальством по поводу отношения к войне в Азии.

— Вот, значит, как? Очень хитро, Ирина, — сказал я.

— Еще бы. Как вы думаете, на кого ляжет вина за гибель молодых американских солдат? Сначала мы хотели использовать Нагуки, но потом оказалось, что к нам собираетесь вы. Это нас устраивало гораздо больше. Вы, наверное, очень гордитесь тем, как ловко пробрались к нам на К., мистер Хелм? Но кто рассказал вам о К.? Я. Мы ждали вас с нетерпением. Мы смеялись над вашими дурацкими попытками ввести нас в заблуждение. Мы терпеливо ждали, когда же вы наконец к нам пожалуете. — Она улыбнулась с молодой снисходительностью. — Конечно, вы проявили известную лихость, когда разделались с нашими людьми на Мауи, но результат тот же самый. Вы в наших руках.

— Ладно, — нетерпеливо заговорил Монах. — Если ты что-то хочешь сказать ему еще, говори скорее.

— Но ведь именно от вас узнали в Вашингтоне о готовящейся операции, — напомнил я девушке.

— Правильно. Нам хотелось, чтобы овечки были собраны в нужное время и в нужном месте. Нам хотелось, чтобы Вашингтон прислал человека для расследования, которого мы бы могли использовать в своих целях. Например, Нагуки, а лучше всего вас. Тем более, что у Монаха имелись кое-какие личные соображения предпочесть вас.

— Ладно, ладно, Ирина, — встрял Монах. — Делу время.

— И последнее. — Она подошла ко мне еще на шаг. — Помните, мистер Хелм, отель в Гонолулу и человека, которому стало смешно?

— Конечно, — ухмыльнулся я. — Вы действительно выглядели уморительно без одежды, но с надеждой. Что вас трахнут.

Она размахнулась и ударила меня по голове. Рукояткой моего же револьвера. Удар получился сильным, и какое-то время я ничего не видел, только полосы света и мрака. Когда я снова обрел возможность видеть, она по-прежнему стояла там же. Затем она поджала свои очаровательные юные губки и плюнула. Бросив мой револьвер Монаху, она повернулась и зашагала прочь. Торжественность ухода слегка портили запачканные на сиденье джинсы.

Я коснулся рукой над ухом — на пальцах показалась кровь. Да, оставалось сожалеть, что она не ограничилась плевком. Насколько мне известно, ни один человек не пострадал серьезно от слюны.

— Оскорбленная женщина, — усмехнулся Монах.

— Именно, — кисло согласился я и послушно двинулся по тропинке вслед за блондинкой. Голова у меня раскалывалась, и я подумал, что вызывать к себе повышенное внимание противника с целью предоставления свободы союзникам, не всегда таковыми на деле являющимися, занятие более чем утомительное. Но я напомнил себе, что если я не перестану вызывать их постоянный гнев, то они, чего