жизни. Надо же такое выдумать!

– А почему бы и нет? – вскинулась Аннабел. – В конце концов, это ее деньги! Я просто хотела подбодрить ее после этих твоих выходок.

– Ах, почему бы и нет? – крикнула Клер. – Да потому, что это пресловутое дело жизни Ба уже причинило и продолжает причинять столько вреда, что, скорее всего, она даже не сможет себе этого представить!

Театрально застонав, сестры в один голос, весьма похоже, передразнили Клер:

– „Эти сентиментальные романы дают читательницам романтическое, нереальное и опасное представление о жизни'.

– Да, это правда, – запальчиво подтвердила Клер. – Женщины, читающие эти книги, приучены к тому, что конец должен быть непременно счастливым. Если у них самих в жизни что-то не ладится, они просто говорят себе: сейчас я на середине пятой главы, а герой ждет меня в седьмой; вот он появится и все устроит. Их просто приучили к пассивности. Вот они и живут в полном бездействии, вместо того чтобы попытаться самим изменить свою жизнь.

– Да что такого уж ужасного в эскапистской литературе? – поинтересовалась Аннабел. – Большинство женщин читает ее, и что из этого? Я тоже читаю.

– Книги Ба расходятся миллионными тиражами, – добавила Миранда. – Это ясно говорит о том, что они пользуются большим успехом.

– Ты бы, Клер, сама сначала занялась исправлением собственной жизни, – заметила Аннабел. – И перестань срывать на нас зло из-за своих домашних проблем.

– Наверное, поэтому она в таком настроении, – подхватила Миранда. – Держу пари, что они поцапались, и теперь она испытывает временное разочарование. Больше не верит в романтические истории о верной любви.

– Верная любовь исчезла тогда же, когда и птеродактили, – коротко ответила Клер.

– Вовсе нет. Но мне хотелось бы знать, куда она спряталась, – задумчиво проговорила Миранда.

– Этот дивный трепет, охватывающий обоих, – мечтательным тоном подхватила Аннабел, – это ощущение звездного света в сердце, когда понимаешь друг друга без слов…

– Я никогда не встречала человека, который читал бы мои мысли, – констатировала Миранда. – А если влюбленным не нужны слова, чтобы понимать друг друга, зачем же ты так часто звонишь в Нью-Йорк? За счет Ба, кстати.

Вконец обозленная Клер не выдержала:

– Я действительно не понимаю, как вы можете тут болтать о любви и понимании после той лицемерной сцены, которую вы только что разыграли. Меня возмутило, как вы там старались подольститься к Ба. Хорошо рассчитано, ничего не скажешь!

– А меня возмутило, как ты бравировала своей честностью! – отпарировала Миранда.

– Я, по крайней мере, не строила из себя, как Аннабел, горячую поклонницу литературы!

– Я просто хотела сделать ей приятное! – крикнула Аннабел. – После того как ты – ты, а не кто другой – обидела ее.

– Ты знаешь, что я не выношу этого ее принципа „папа знает лучше', – сказала Клер.

– Кому какое дело до того, что ты выносишь или не выносишь, когда Ба того и гляди умрет? – зло выпалила Миранда. – Ты просто самодовольная дрянь!

Из глаз Клер брызнули слезы, и она бросилась в дом. Поднимаясь в свою спальню, она думала – уже в который раз: почему Миранде всегда удается двумя-тремя словами сделать ей так больно? Вот и сейчас она направила свой удар в самое чувствительное, самое уязвимое место, так же безжалостно, как делает это пастух, вооруженный электрокнутом.

Голоса у бассейна смолкли.

Шушу вздохнула. Выйдя из кабинета, она направилась в спальню Элинор. Она любила появляться там неожиданно, чтобы удостовериться, что сиделка не бездельничает за ее спиной.

Элинор лежала среди подушек, бледная и измученная, сжимая в худых руках фотографию Билли – молодого летчика. Взглянув на подошедшую Шушу, она прошептала со страхом:

– Скоро мы с ним снова встретимся…

– Чушь, – отрезала Шушу, – ты не успеешь оглянуться, как снова будешь на ногах.

– Ты не понимаешь, Шушу. Ты никогда не понимала. Билли…

– Я понимаю одно: что Билли был всем обязан тебе.

– О нет, Шушу. Это я всем обязана Билли, – мечтательно прошептала Элинор. – Он был единственным для меня – всегда, с самого начала…

Вторник, 15 октября 1918 года