будет доноситься вонь.

– С какой войны этот тип сюда добрался?.. Никак, с Восточного Тимора.

На следующий день с утра пораньше Ремес ринулся в ювелирный магазин Киандера. Ювелир взвесил золотой песок, которого оказалось ровно полкило. Намытое самим майором золото весило четыре целых и двести семь сотых грамма. Однако Киандер отметил, что это отнюдь не настоящее лапландское золото, а обогащенное промышленным способом. Из Намибии или, может быть, из Австралии.

– За лапландское золото я плачу сто десять марок за грамм, а это обычное золото высшей пробы. Красная цена ему шестьдесят марок за грамм.

Киандер пояснил, что у лапландского золота другой оттенок и профессионал может легко распознать его.

– Да что вы мне мозги вкручиваете, – возмутился майор. – Я сам его копал. Вот этими руками перелопатил несколько сот кубов земли.

Киандер спросил, с какой реки это золото, на что Ремес, разумеется, промолчал. Ювелир вытащил лупу и протянул драгоценный пузырек обратно.

– Можете предложить его и в других подобных магазинах, там вам скажут то же самое. Это промышленное золото, поверьте мне.

Майор Ремес запихал бутылочку с золотом обратно в карман своей полевой формы. Вернувшись в отель, он стал размышлять. Что-то тут было не так. Что за человек в конце концов этот младший научный сотрудник Асикайнен? Где он так легко добыл целых полкило этого золота, в то время как майору повезло собрать на своих сооружениях всего четыре несчастных грамма? Майор стал подозревать подвох.

Но с другой стороны, и его собственное золото ювелир назвал промышленным, а он-то ведь своими руками набросал его из ручья. По крайней мере уж это было незыблемо, как скала.

Во всяком случае, майор Ремес решил выяснить все об Асикайнене. Он позвонил в библиотеку университета Хельсинки и спросил, когда у младшего научного сотрудника Асикайнена заканчивается отпуск, не вышел ли тот еще на работу.

Ни в Хельсинкском университете, ни в его библиотеке ни о каком Асикайнене и слыхом не слыхивали. Майор медленно положил трубку. Да, подумал он, за всем этим стоит что-то чертовски хитрое. На память пришел автомобиль, взятый напрокат, который Ремес вернул в Киттилю. Он был оформлен на подложное имя. Фамилия какого-то Юнттинена или Юнтунена значилась в тех бумагах...

– Черт, я разберусь с этим младшим научным.

Майор вернулся к Киандеру и продал золото. Он получил за него около тридцати тысяч марок, хотя такса и была шестьдесят марок за грамм. Затем он накупил продуктов и разных вещей и прыгнул, наконец, в такси. Он был так разгорячен, что ему и в голову не пришло попьянствовать.

– Поезжай в Пулью. Я чертовски тороплюсь.

Таксист нажал педаль газа до упора. Турбодизель впрыскивал горячее топливо в шестицилиндровый двигатель, тяжелая машина неслась в Пулью так, что брызги летели во все стороны. Майор забросил рюкзак за спину и твердыми шагами отправился к Куопсуваре.

Майор Ремес отсчитал Ойве Юнтунену тридцать тысяч марок, за вычетом расходов на поездку в Рованиеми и купленных товаров. Он был настороже: как младший научный сотрудник отнесется к результатам сделки, которые оказались почти вдвое меньше расчетного?

Однако младший научный сотрудник спокойно пересчитал деньги и написал Ремесу расписку в их получении. Затем он запер деньги в ящике письменного стола начальника, положил ключ в нагрудный карман рубашки и плотно затянул 'молнию'.

Ремес подумал: 'Или же он не знает, сколько стоит лапландское золото, или же он большой бандюга'.

Ремес снова принялся намывать золото. Однако его никак не покидали сомнения. Как это возможно, чтобы в его желобе не было ни крупинки золота, в то время как лоток непрактичного библиотекаря прямо- таки желтел от благородного металла? По мнению Ремеса, несправедливость надо было устранить лишь упорным трудом, и вновь летела грязь.

У Ойвы Юнтунена появилась привычка приходить на берег ручья и беседовать с усердным золотоискателем о благотворности собирания ягеля. Он раскапывал прутом мох, и если случалось, что на конце палки оказывалось какое-либо особенное споровое растение, он препарировал его на куске бересты и объяснял взмокшему старателю, из каких элементов находка состояла. Майора это не интересовало, он с удовольствием послушал бы транзистор, но и такое общение, за неимением лучшего, хоть как-то скрашивало однообразное занятие. К тому же майор не знал, что лекции младшего научного сотрудника о ягелях были сплошной чепухой.

Время от времени Ойва Юнтунен захаживал к лисьей норе настрогать немного золота, которое он затем 'намывал' на берегу ручья из песка.

Майор начал следить за приятелем. Почему младший научный сотрудник время от времени исчезал за бараком около старой лисьей норы? Что-то он там искал, и не только ягель.

В августе стало прохладнее. Комары умерили свой пыл, да и небо было уже не такое голубое, как во время июльской жары. Ойва Юнтунен решип, что в Лапландии наступает осень. Через пару месяцев выпадет снег, начнутся морозы.

– А что, может, хватит уже копать золото? Пора перебираться на зимние квартиры, – предложил он майору в один из прохладных дней.

Но Ремес не хотел даже слышать об этом.

– Теперь нужно копать, пока земля еще не промерзла и ручей не заледенел.

По мнению Ойвы Юнтунена, мыть золото можно было и весной, после ледохода. Между делом и перезимовали бы.

– Можешь сложить печку в бане, да и котел надо бы установить. В барак нужно привезти керосиновый обогреватель, сжиженный газ для освещения, на стены – обои. Холодильник бы неплохо завести, стереопроигрыватель... Надо, наверное, движок купить, чтобы было электричество.

Майор вонзил лопату в прибрежный галечник.

– Хорошо, что ты пианино да мягкую мебель не велишь приобрести!

Ойва Юнтунен вспомнил свою квартиру в Стокгольме. Там у него было белое пианино. А также прекрасный бар, своя сауна, выложенная бирюзовой плиткой ванная, ковры, в которых утопали ноги...

– Когда эти болота замерзнут, можно было бы на тракторе-вездеходе притащить сюда диван.

Этого Ремес проглотить уже не мог и возбужденно забасил:

– Послушай, Асикайнен. Ты никакой не младший научный сотрудник. Я выяснил. И ты даже не Асикайнен. Мне кажется, что ты просто бандит.

Ойва Юнтунен чуть было не свалился с кочки в ручей, так сильно он вздрогнул от голоса майора. Дрожащим голосом он забормотал:

– Что ты, фон Ройтерхольм, что ты такое городишь...

Майор выбрался из ручья и угрожающе надвинулся на Асикайнена. Теперь никаких сомнений не оставалось:

– То золото, которое ты мне дал, было промышленным. Майор разошелся:

– Боже праведный, ты заставил меня все лето копаться в этом проклятом ручье, а получил я за это всего несколько граммов!

И только теперь в голове майора Ремеса промелькнула догадка, ставшая разрешением всех летних проблем.

– Ты насыпал в эту грязь золота, чтобы у меня не пропало желание, чтобы мне нравилось всю дорогу быть тут твоим подручным! Да я убью тебя на этом самом месте!!

Ойва Юнтунен не стал ждать на берегу ручья, пока майор Ремес осуществит свою смертельную угрозу. Он взял ноги в руки. В панике он подумал, что теперь нужно срочно выбраться к людям, убежать от