остаемся друзьями?

– Да. Но это означает и то, что я готов ждать, если Англия окажется неподходящим для вас местом.

Лизетт покачала головой.

– Если я и вернусь, то ненадолго.

Мишель улыбнулся.

– Посмотрим. Время покажет. Au revoir, Лизетт!

В последний день Лизетт подошла к воротам дома в Белькуре и долго смотрела через решетку.

– Я вернусь, когда ты будешь моим, – прошептала она. – Ты навсегда останешься моим единственным родным домом, где бы я ни была.

Лизетт не хотела, чтобы ее провожали, она не выносила вокзальных прощаний. Кроме того, была еще одна причина, почему ей не хотелось никого видеть. Дело в том, что она не сразу направлялась в Англию, как все думали. Вначале она взяла билет до-маленького городка близ монастыря, где у нее родилась дочь. Идею посетить женскую обитель ей подал Даниэль. Он был убежден, что они должны попытаться выяснить, где находится их ребенок. Сначала он сам хотел позвонить в монастырь, но Лизетт сочла, что будет правильнее, если она съездит туда одна.

Когда Лизетт прикоснулась к ручке монастырской двери и дважды постучала, на нее нахлынули воспоминания – радостные и печальные. Дверь открыла незнакомая монахиня.

– Что вам угодно, мадемуазель? – спросила она.

– Мне надо увидеть аббатису.

– С какой целью?

– По личному делу.

Монашка сощурила глаза.

– Она сейчас занята, и лучше ей не мешать. Я не могла бы помочь вам?

– Нет, благодарю вас. Я подожду.

Монахиня пропустила ее внутрь. Увидев проходящую по коридору сестру Дельфину, Лизетт с облегчением вздохнула и окликнула ее. Пожилая женщина, подойдя ближе, сразу же узнала Лизетт.

– А, Лизетт! Как поживаешь, дитя мое?

– Как я рада видеть вас! Я здесь проездом – по пути в Англию, но не могла не заехать сюда. Я хотела узнать, нет ли новостей о моей дочери?

Сестра Дельфина сделала знак другой монахине, давая понять, что сама займется посетительницей. Они сели на кресла в вестибюле, и сестра Дельфина взяла ее руку.

– Тебе уже говорили, что после усыновления ребенка ответственность монастыря заканчивается. Ты должна радоваться, твоя дочь попала в хорошую семью. Не мучай себя и не питай ложных надежд разыскать ее.

– А есть ли вести о Жозефине де Венсан? Кажется, она что-то знала о супружеской паре, которая удочерила моего ребенка.

– Мы не получили от нее ни одной весточки.

Сестра Дельфина похлопала Лизетт по руке, стараясь ее успокоить.

С тяжелым сердцем Лизетт покидала монастырь, с трудом, осознавая, что никогда не найдет свое дитя, которое она не забывала ни на минуту.

Ветреным апрельским днем Лизетт пересекла Ла-Манш. Она не стала спускаться в каюту и, стоя на палубе, любовалась белыми отвесными скалами Дувра, которые впервые видела так близко. Если раньше у нее и были сомнения, правильно ли она поступает, покидая Францию, в особенности учитывая, что в следующем январе ей исполнится двадцать один год, и она вступит в наследство домом, то сейчас от них не осталось и следа. Она хотела только одного: быть с Даниэлем, хотя чувствовала, что всегда будет тосковать по дому в Белькуре.

Она села в кресло и, укрывшись пледом, принесенным стюардом, наблюдала за другими пассажирами, которые гуляли по палубе, пошатываясь и хватаясь за поручни. Лизетт думала о Даниэле. Он писал, с каким нетерпением ожидает ее приезда. Многие весточки были написаны явно второпях, в короткие перерывы между работой. Вероятно, так оно и было. Даниэль сообщал, что организовал несколько успешных сеансов в Лондоне и других городах, где получил не менее восторженные отклики, чем Люмьеры. Конечно, он был не единственным в этой профессии. Вскоре после парижской премьеры Люмьеров многие операторы начали снимать «живые картинки» и демонстрировать их на публичных сеансах – и не только в Европе, но и в Соединенных Штатах Америки и других частях света, вплоть до Китая. Одни пользовались камерами Люмьеров, другие снимали аппаратами собственного изобретения.

Когда пароход причалил, Лизетт сразу увидела на пристани Даниэля. Она быстро прошла таможню и оказалась в его объятиях.

– Добро пожаловать, моя любовь! – воскликнул сияющий от счастья Даниэль, целуя ее. – Последние недели ожидания показались мне вечностью.

– Мне тоже. Но теперь я здесь и останусь с тобой навсегда!

В поезде на Лондон они заняли купе в вагоне первого класса. Поскольку в купе кроме них никого не было, они могли, открыто говорить обо всем.

– Есть новости о дочке? – был первый вопрос Даниэля.