вышло. А теперь мы умрем и превратимся в мертвецов, которым нет оправдания.
Канорис (равнодушно). Возможно. Все, что происходит в этих стенах, не имеет значения. Наделся или отчаивайся — это ничего не даст.
Пауза.
Анри. Если б только можно было что-нибудь предпринять. Все равно что. Или хотя бы что-нибудь от них скрыть... Черт! (Пауза. Канорису.) У тебя есть жена?
Канорис. Да. В Греции.
Анри. Ты можешь сейчас о ней думать?
Канорис. Пытаюсь. Но она так далеко.
Анри (Сорбье). А ты?
Сорбье. У меня есть старики. Они думают, что я в Англии. Должно быть, сейчас они садятся за стол. Они рано обедают. Если бы я только знал, что у них вдруг сожмется сердце, вроде как от предчувствия... Но я уверен, они совершенно спокойны. Они будут ждать меня годами, все более и более успокаиваясь, и я постепенно умру в их сердцах, совсем незаметно. Мой отец, должно быть, говорит сейчас о своем саде. За обедом он всегда говорил о садоводстве. А потом он пойдет поливать огород. (Вздыхает.) Бедные старики. Зачем думать о них? Не поможет...
Анри. Да, это не помогает. (Пауза.) А все же я предпочел бы, чтобы мои старики были живы. У меня никого нет.
Сорбье. Никого на свете?
Анри. Никого.
Люси (живо). Ты несправедлив. У тебя есть Жан. У нас всех есть Жан. Он был нашим руководителем. Он думает о нас.
Анри. Он думает о тебе, потому что любит тебя.
Люси. Он думает обо всех.
Анри (нежно). Люси! Разве мы часто говорили о тех, кто умер? Нам не хватало времени для того, чтобы похоронить их даже в наших сердцах. (Пауза.) Нет. Меня нигде не ждут. Я не оставлю пустоты. Метро набито битком, рестораны переполнены, головы трещат от кучи мелких забот. Я выскользнул из жизни, а она осталась неизменной, полной, как яйцо. Я должен помнить, что я заменим. (Пауза.) А я хотел быть незаменимым. Для чего-то или для кого-то. (Пауза.) Кстати, Люси, я тебя любил. Я это говорю тебе сейчас, потому что теперь это не имеет значения.
Люси. Да. Это больше не имеет значения.
Анри. Ну вот. (Смеется.) Действительно не имело смысла родиться.
Дверь открывается, входят полицейские.
Сорбье. Пожаловали! (Анри.) Пока ты спал, они уже три раза проделывали этот номер.
Полицейский. Это ты назвался Сорбье?
Пауза.
Сорбье. Я.
Полицейский. Пошли.
Пауза.
Сорбье. В конце концов, я предпочитаю, чтобы начали с меня. (Пауза. Идет к двери.) Может быть, теперь я наконец познаю самого себя.
Те же, без Сорбье.
Долгая пауза.
Анри (Канорису). Дай сигарету.
Канорис. У меня их отобрали.
Анри. Тем хуже.
Снизу доносятся звуки танца «жава».
Ладно, потанцуем, раз они хотят, чтобы мы танцевали. Люси, пойдем.
Люси. Я уже сказала — нет.
Анри. Как хочешь. Здесь еще есть дамы. (Подходит к манекену, поднимает закованные руки, перекидывает их через голову манекена, скользя вдоль плеч и бедер. Затем, прижимая его к себе, начинает танцевать.)
Музыка прекращается.
(Останавливается, ставит манекен на место. Медленно поднимает руки, освобождаясь от манекена.) Они начали.
Все прислушиваются.
Канорис. Ты что-нибудь слышишь?
Анри. Ничего.
Франсуа. Как ты думаешь, что они с ним делают?
Канорис. Не знаю. (Пауза.) Я бы хотел, чтобы он выдержал. Если он не выдержит, то будет мучиться гораздо сильней.
Анри. Он выдержит.
Канорис. Должен сказать, что, когда не в чем признаваться, держаться гораздо труднее.
Пауза,
Анри. Он не кричит, значит, выдержал.
Франсуа. Может быть, они его просто расспрашивают?
Канорис. Ты так думаешь?
Крик Сорбье. Все вздрагивают.
Люси (быстро и слишком обыденно). Жан, должно быть, уже в Гренобле. Было бы удивительно, если бы он пробыл в дороге больше пятнадцати часов. У него, наверное, сейчас странное чувство: в городе тихо, кафе полны народу, и горы Веркора он вспоминает, как сон.
Крики Сорбье усиливаются.
(Повышает голос.) Он думает о нас, он слушает радио, которое доносится из открытых окон. Солнце сверкает на вершинах гор, чудесный летний полдень.
Крики Сорбье усиливаются.
Ах! (Падает на чемодан и, рыдая, повторяет.) Чудесный летний полдень!
Анри (Канорису). Я не буду кричать.
Канорис. И будешь неправ. Это облегчает.
Анри. Я не смогу выдержать мысли, что вы услышите, и она будет плакать у меня над головой.
Франсуа (начинает дрожать. На грани нервного припадка). Я не верю... Не верю.
