— Факт! — сказал мистер Уэллер. — И я вам расскажу, как я это узнал. Иной раз я езжу с ипсуичской каретой вместо одного приятеля. Я работал как раз после той ночи, когда вы схватили ревматизм, и в «Черном Парне» в Чемсфорде[73] — самое подходящее для них место — они сели в мою карету, и я их повез прямо в Ипсуич, а слуга — тот, что в шелковичном, — сказал мне, что они думают остаться там надолго.

— Я еду за ним! — сказал мистер Пиквик. — Мы можем посетить Ипсуич, как и всякое другое место. Я поеду за ним.

— Вы твердо уверены, что это были они, командир? — осведомился мистер Уэллер-младший.

— Твердо, Сэмми, твердо, — отвечал отец, — потому что вид у них очень чудной, а вдобавок я подивился, что джентльмен запанибрата со своим слугой, и вот еще что: они сидели как раз позади козел, и я слышал — они смеялись и толковали о том, что обработали старую петарду.

— Старую… что? — переспросил мистер Пиквик.

— Старую петарду, сэр, и я ничуть не сомневаюсь — они говорили о вас, сэр.

Нет в сущности ничего оскорбительного или чудовищного в прозвище «старая петарда», однако оно отнюдь не является почтительным или лестным наименованием. Все обиды, нанесенные Джинглем, всплыли в памяти мистера Пиквика, как только заговорил мистер Уэллер; не хватало одного-единственного перышка, чтобы опустилась чаша весов, и таким перышком оказалась «старая петарда».

— Я догоню его! — сказал мистер Пиквик, энергически стукнув по столу.

— Послезавтра я еду в Ипсуич, сэр, — сказал мистер Уэллер-старший, — карета отправляется из «Быка» в Уайтчепле[74]. И если вы и в самом деле хотите ехать, поезжайте со мной.

— Так мы и сделаем, — сказал мистер Пиквик. — Отлично! Я могу написать в Бери и встретиться с друзьями в Ипсуиче. Мы поедем с вами. Но не торопитесь, мистер Уэллер. Не хотите ли чего-нибудь выпить?

— Вы очень добры, сэр! — сказал мистер Уэллер, тотчас же останавливаясь. — Пожалуй, стаканчик бренди за ваше здоровье, сэр, и за успехи Сэмми окажется не лишним.

— Разумеется, — отозвался мистер Пиквик. — Подайте стаканчик бренди.

Подали бренди, и мистер Уэллер, поклонившись мистеру Пиквику и кивнув Сэму, сразу опрокинул в свою поместительную глотку все содержимое стаканчика, точно тот был величиною с наперсток.

— Здорово, отец! — сказал Сэм. — Старина, как бы вас опять не скрутила болезнь — подагра.

— Я нашел верное средство от нее, Сэмми, — объявил мистер Уэллер.

— Верное средство от подагры? — сказал мистер Пиквик, поспешно извлекая записную книжку. — Какое же это средство?

— Подагра, сэр, — отвечал мистер Уэллер, — это напасть, которая, приключается от слишком покойной жизни со всеми удобствами. Если когда-нибудь вас скрутит подагра, сэр, тотчас женитесь на вдове, у которое голос очень зычный и которая понимает, как им пользоваться, и у вас подагры как не бывало. Чудесное лекарство, сэр. Я принимаю его регулярно и могу поручиться, что оно прогоняет всякую болезнь, которая происходит от слишком веселой жизни.

Открыв этот бесценный секрет, мистер Уэллер осушил второй стаканчик, подмигнул, глубоко вздохнул и медленно удалился.

— Ну, какого вы мнения, Сэм, о том, что сказал ваш отец? — улыбаясь, полюбопытствовал мистер Пиквик.

— Какого я мнения, сэр? — отозвался мистер Уэллер. — Да я того мнения, что он — жертва супружеской жизни, как сказал капеллан Синей Бороды, прослезившись от жалости на его похоронах.

На это весьма уместное заключение ответить было нечего, и посему мистер Пиквик, расплатившись, снова направил свои стопы к Грейз-Инну[75]. Но когда он добрался до его уединенных садов, пробило восемь, и непрерывный поток джентльменов в грязных башмаках, испачканных светлых шляпах и порыжевших костюмах, который устремлялся к проездам, ведущим к выходу, возвестил ему, что большая часть контор уже закрыта.

Поднявшись по крутой и грязной лестнице на третий этаж, он убедился, что его предположение оправдалось. «Парадная дверь» мистера Перкера была заперта, и мертвое молчание в ответ на повторный стук Сэма свидетельствовало о том, что клерки ушли, закончив свой рабочий день.

— Досадно, Сэм, — сказал мистер Пиквик, — не хотелось бы откладывать свидание с ним, я уверен, что ночью не засну ни на секунду, если не успокоюсь на мысли, что передал это дело в руки человека опытного.

— А вот какая-то старуха поднимается по лестнице, сэр, — отозвался Сэм, — быть может, она знает, где нам кого-нибудь найти. Послушайте, старая леди, где клерки мистера Перкера?

— Клерки мистера Перкера… — повторила чахлая, жалкая на вид старуха, останавливаясь, чтобы перевести дух, — клерки мистера Перкера ушли, а я иду убирать контору.

— Вы — служанка мистера Перкера? — осведомился мистер Пиквик.

— Я — прачка у мистера Перкера, — ответила старуха.

— Подумайте! — тихо сказал Сэму мистер Пиквик. — Любопытное обстоятельство, Сэм: старух в этих домах называют прачками. Хотел бы я знать почему?

— Должно быть, потому, что они смертельно не любят что-нибудь мыть, сэр, — отозвался мистер Уэллер.

— Меня бы это не удивило, — сказал мистер Пиквик, глядя на старуху, чья внешность, равно как и вид конторы, которую она к тому времени открыла, указывали на закоренелую антипатию к применению мыла и воды. — Не знаете ли вы, моя милая, где я могу найти мистера Перкера?

— Нет, не знаю, — ответила старуха хриплым голосом, — его нет сейчас в городе.

— Досадно, — сказал мистер Пиквик. — Где его клерк? Вы не знаете?

— Да, знаю, но он меня не поблагодарит, если я вам скажу, — ответила прачка.

— У меня очень важное дело, — заметил мистер Пиквик.

— А подождать до утра нельзя? — спросила старуха.

— Не хотелось бы, — ответил мистер Пиквик.

— Ну, раз дело очень важное, — промолвила старуха, — мне приказано сказать, где он, и, значит, беды не будет, коли я вам скажу. Если вы пойдете в «Сороку и Пень» и спросите в буфетной мистера Лаутена, вас проведут к нему, а он и есть клерк мистера Перкера.

Получив эти указания и узнав также, что гостиница, о которой шла речь, расположена в переулке и пользуется двумя преимуществами — находится по соседству с Клейр-маркет и вплотную примыкает к заднему фасаду Нью-Инна, мистер Пиквик и Сэм благополучно спустились по шаткой лестнице и отправились на поиски «Сороки и Пня».

Эту излюбленную таверну, освященную вечерними оргиями мистера Лаутена и его приятелей, люди заурядные назвали бы трактиром. О склонности содержателя трактира зарабатывать деньги свидетельствовал в достаточной мере тот факт, что маленькая пристройка под окном распивочной, размером и формой слегка напоминающая портшез, была сдана башмачнику, чинившему старую обувь; а его филантропический дух проявлялся в той протекции, какую он оказывал пирожнику, который, не опасаясь помехи, продавал свои лакомства у самой двери. В нижних окнах, украшенных занавесками шафранного цвета, висело два-три печатных объявления о девонширском сидре в данцигском пиве, а большая черная доска, возвещая белыми буквами просвещенной публике о пятистах тысячах бочек портера, находящегося в погребах заведения, поселяла в уме довольно приятные сомнения и неуверенность относительно точного направления, в каком тянется в недрах земли эта гигантская пещера. Если мы добавим, что пострадавшая от непогоды вывеска хранила полустертое подобие сороки, пристально созерцающей кривую полосу коричневой краски, которую соседи научились с детства считать «пнем», — мы скажем все, что следует сказать о внешнем виде здания.

Когда мистер Пиквик вошел в буфетную, из-за перегородки появилась пожилая особа женского пола.

— Мистер Лаутен здесь, сударыня? — осведомился у нее мистер Пиквик.

— Здесь, сэр, — ответила хозяйка. — Эй, Чарли, проводите джентльмена к мистеру Лаутену.

— Джентльмен не может войти туда сейчас, — сказал неуклюжий слуга с рыжими волосами, — потому

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

2

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату