связано.

— О, такие часы мне знакомы, — заметил я.

— Так вот, идут они с определенной скоростью, от которой и зависит время. Поэтому, если я перевожу стрелки, я тем самым меняю время. Правда, перевести их вперед, в соответствии с настоящим временем, невозможно; зато я могу перевести их назад — хоть на целый месяц (месяц — это предел). И тогда все события вернутся вспять и вы сможете изменить их как вам будет угодно.

«Боже, какое счастье, — подумал я, — иметь такие часы в реальной жизни! Получить возможность исправить необдуманное слово, а то и глупый поступок!»

— А можно поглядеть, как они действуют?

— Пожалуйста! — отозвался добряк Профессор. — Стоит мне перевести эту стрелку назад, — показал он, — как история вернется на пятнадцать минут назад!

Дрожа от волнения и нетерпения, я наблюдал за тем, как он переводит стрелку назад.

— Я уфасно, просто уфасно ушибся!

Услышав эти слова, я вздрогнул от неожиданности и обернулся к говорившему.

Да, так и есть! Это был Бруно; он горько плакал, и слезы в три ручья катились по его щекам. Он был точно таким же, каким я видел его четверть часа назад. А рядом стояла Сильвия, все так же обнимая его!..

У меня сердце сжалось от жалости. Нет, не будем заставлять малыша опять испытывать все эти страдания! Я попросил Профессора поскорей вернуть стрелки в прежнее положение. Сильвия и Бруно мигом исчезли, и я увидел издали, как они наперегонки собирают «обдуванчики»…

— Чудеса, да и только! — воскликнул я.

— У этих часов есть еще более удивительное свойство, — проговорил Профессор. — Видите эту кнопку? Она называется «Обратная Последовательность». Так вот, если вы нажмете ее, все события следующего часа произойдут в обратном порядке. Но пока не трогайте ее. Я дам вам часы на несколько дней, чтобы вы могли сами испробовать все их возможности.

— О, я вам очень благодарен! — воскликнул я, принимая часы. — Обещаю вам, я буду очень осторожен. А вот и дети!

— Знаете, мы нашли всего-навсего шесть обдуванчиков, — вздохнул Бруно, протягивая мне цветы, — потому что Сильвия сказала, что пора возвращаться. А это — тоже вам: огромная ежевичинка! Мы нашли всего две.

— Спасибо вам, это очень мило, — поблагодарил я. — Надеюсь вторую съел ты, Бруно?

— Нет, — мотнул головой малыш. — Замечательные обдуванчики, господин сэр, не правда ли?

— Да, очень; но почему ты так печален, дитя мое?

— Я опять ушиб ножку! — грустно вздохнул Бруно. Усевшись на землю, он принялся растирать ее.

Профессор обхватил голову обеими руками. Это, насколько я знал, было знаком полной растерянности.

— Давайте минутку отдохнем, — проговорил он. — Может быть, станет немного лучше. Ах, если бы я захватил с собой свои лекарства! Я ведь как-никак Придворный Медик, — заметил он, обращаясь ко мне.

— Хочешь, я сбегаю и наберу тебе ежевики, солнышко? — прошептала Сильвия, нежно обнимая братика и целуя его. В ее глазах блеснули слезинки.

Бруно тотчас перестал хныкать.

— Отличная мысль! — воскликнул он. — Мне кажется, нет, я просто уверен, что, если я съем две или три — а еще лучше шесть-семь — ежевичин, ножка перестанет болеть.

Сильвия поспешно поднялась.

— Пойду поскорей, — шепнула она мне, — а не то он запросит вдвое больше.

— Позволь я тоже пойду с тобой, — проговорил я. — Я ведь могу дотянуться куда выше, чем ты.

— С радостью, — проговорила Сильвия, подавая мне руку; и мы поспешно ушли.

— Бруно очень любит ежевику, — сказала она, когда мы шагали вдоль высокого забора в поисках ягод, — и это такая жертва с его стороны, что он уступил мне ту — единственную — ягодку!

— Выходит, это ты ее съела? Бруно мне ничего не сказал об этом.

— Да, я знаю, — проговорила Сильвия. — Он ужасно не любит хвалиться. Он просто-таки заставил меня съесть ее! Я хотела отдать ему… Ах! Что это? — воскликнула она, вцепившись в мою руку. Бедняжка испугалась зайца, лежавшего, вытянув лапки, на самой опушке леса.

— Это заяц, милая. Он, наверное, спит.

— Нет, он вовсе не спит, — возразила Сильвия, осторожно подходя, чтобы получше рассмотреть невиданного зверя. Он… он… он… — голос девочки перешел на шепот, — мертвый. Как вы думаете?

— Да, ты права: он и в самом деле мертвый, — отвечал я, наклонившись, чтобы получше рассмотреть зайца. — Бедняжка! Я думаю, его загнали насмерть. Я слышал, что вчера охотники как раз отправились на охоту. Но они не поранили его. Видимо, они погнались за какой-нибудь другой дичью, а его бросили умирать от страха и усталости.

— Загнали насмерть? — медленно и грустно повторила Сильвия. — А я думала, что охота — это такая игра, в которую играют взрослые. Мы с Бруно тоже охотились, правда, на улиток: но мы берем их очень осторожно, чтобы не причинить им никакого вреда!

«Добрый мой ангел! — подумал я. — Как мне донести саму идею Спорта до твоей невинной головки?» И пока мы стояли, держась за руки, и глядели на бедного зайца, я попытался найти такие слова, которые были бы понятны для нее.

— Ты знаешь, что существуют свирепые и кровожадные звери: тигры и львы? — (Сильвия кивнула.) — Поэтому в некоторых странах людям приходится убивать их, чтобы спасти собственную жизнь.

— Да-да, — отвечала девочка. — Если бы кто-нибудь попытался убить меня, Бруно тотчас бы прикончил его — если бы только смог…

— Ну вот. А в этой стране тигры и львы не водятся; поэтому люди и охотятся на других зверей и даже зверюшек. Поняла? — Я надеялся, что мой ответ удовлетворит Сильвию и она не станет задавать больше вопросов, но тщетно.

— На лисиц тоже охотятся, — задумчиво протянула Сильвия. — И боюсь, что их тоже убивают. Ну, лисы иногда бывают свирепыми. Их люди просто не любят. Но зайцы? Неужели они тоже ужасно свирепы?

— Нет, что ты, — отвечал я. — Заяц — существо доброе, пугливое, кроткое — ну, почти как ягненок.

— Но если люди любят зайцев, зачем же… зачем тогда… — Тут ее голосок задрожал, а на глазах показались слезы.

— Боюсь, они вовсе не любят зайцев, малышка.

— Нет, все дети любят зайцев, — возразила Сильвия. — И все леди — тоже.

— Боюсь, дитя мое, что леди тоже иной раз охотятся на зайцев…

Сильвия вздрогнула.

— Не может быть! Леди — на зайцев? — воскликнула она. — Ну, кто угодно, только не леди Мюриэл!

— Нет, никогда, уверяю тебя! Однако ты слишком расстроилась, моя хорошая. Давай попробуем найти другую…

Но Сильвия упорно не желала успокаиваться. Опустив головку и сложив ручки на груди, она грустно спросила:

— А Бог любит зайцев?

— О да, разумеется! — отвечал я. — Я просто уверен в этом! Он ведь любит всякую живую тварь. Даже закоснелых грешников. Представь, насколько же больше Он любит безгрешных зверюшек!

— А что означает слово «грех»? — спросила Сильвия. Но я даже не стал пытаться объяснить ей это.

— Пойдем, дитя мое, — позвал я девочку, пытаясь поскорее увести ее куда-нибудь. — Попрощайся с