действительно есть деньги. Но я ни разу не просил ее об этом по двум причинам. Во-первых, время упущено и пересадка уже не поможет. Во-вторых, я поставлю мисс Берди в унизительное положение, если денег у нее нет. Она и так уже испытывает немало подозрений насчет моего интереса к ее деньгам.

Вскоре после того как Донни поставили диагноз «острая лейкемия», была сделала слабая попытка собрать деньги на его лечение. Дот подключила нескольких друзей, и они поместили фотографию Донни на рекламах молока в кафе и магазинах мелочей по всему северному Мемфису. По ее словам, собрали немного. Тогда они сняли местный музыкальный зал и закатили большую вечеринку с угощением – сом и водоросли – и даже упросили местного диск-жокея запускать пластинки. Вечеринка обошлась в двадцать восемь долларов.

Его первый курс химиотерапии стоил четыре тысячи – две трети суммы было собрано больницей Святого Петра. Семья вместе с друзьями и сочувствующими наскребла остальное. Через пять месяцев лейкемия возобновилась в полную мощь.

Пока работаю лопатой и граблями и потею, я сосредоточиваю все умственные способности на ненависти к «Дару жизни». Это, конечно, нетрудно, но мне понадобится много справедливого гнева и рвения, чтобы быть в силах вести будущую войну с «Тинли Бритт».

Ленч меня приятно удивляет. Мисс Берди сварила куриный суп. Это не совсем то, чего хотелось бы в такой жаркий День, но я приветствую измену сандвичам с консервированной индейкой. Донни Рей съедает половину тарелки и говорит, что хотел бы вздремнуть. И предпочел бы в гамаке. Мы ведем его через лужайку и помогаем забраться в гамак. Хотя больше тридцати градусов жары, он просит укрыть его одеялом.

Потом мы с мисс Берди сидим в тенечке, посасываем лимонад и рассуждаем о том, как все это печально. Я немного рассказываю о процессе, затеваемом против «Дара жизни», и особенно подчеркиваю, что потребовал от них компенсации в Десять миллионов долларов. Она задает несколько общих вопросов об экзамене, а затем исчезает в доме.

Вернувшись, она подает мне письмо от своего адвоката из Атланты. Я узнаю это по фирменной марке.

– Вы можете объяснить, что это такое? – спрашивает она, останавливаясь передо мной и подбочениваясь.

Адвокат приложил к своему письму копию моего. А я в своем, пояснив, что представляю теперь интересы мисс Берди Бердсонг и что она просила меня составить черновик нового завещания, сообщил о необходимости получить информацию о величине состояния ее покойного мужа. И в ответном письме адвокат осведомился, разрешает ли она передать мне просимую информацию. Тон вопроса совершенно безразличный, словно ему просто интересно знать, каковы будут ее указания на этот счет.

– Здесь же все черным по белому, – говорю я. – Я ведь ваш адвокат, и мне нужна информация.

– Но вы не поставили меня в известность, что будете добывать эти сведения в Атланте.

– А что здесь плохого? Что за всем этим таится, мисс Верди? Почему все держится в таком секрете?

– Судья хранит дело опечатанным в своем сейфе, – отвечает она, пожав плечами, словно все понятно и так.

– А что содержится в судебном деле?

– Да всякая чепуха.

– Касательно вас?

– Господи помилуй, конечно, нет!

– О'кей. Тогда о ком же?

– О семье Тони. Понимаете, его брат был неприлично богат, жил во Флориде, имел несколько жен и детей от разных браков. И он, и все его родственники были сумасшедшими. И начали большую потасовку по поводу завещаний, их всего четыре, наверное. Я не очень много знаю обо всем этом, но как-то слышала, что, когда суд кончился, только адвокатам заплатили шесть миллионов. А часть денег капнула Тони, который умер сразу же после того, как по законам Флориды стал наследником. Он даже узнать об этом не успел, так скоропостижно умер. А у него никого не осталось, кроме жены, то есть меня. Вот все, что мне известно.

Не важно, как она получила деньги. Однако хорошо бы узнать, сколько она получила.

– Вы не хотите сейчас поговорить о завещании? – спрашиваю я.

– Нет. Позже, – отвечает она, беря садовые перчатки. – Давайте работать.

Спустя еще несколько часов я сижу с Дот и Донни Реем в заросшем бурьяном внутреннем дворике за кухней. Бадди, слава тебе Господи, уже в постели. Донни Рей измучен поездкой к мисс Берди.

В этот субботний вечер в пригороде запахи древесного угля и жарящихся на барбекю блюд насыщают знойный воздух.

Через деревянные заборы и аккуратно подстриженные живые изгороди разносятся голоса хозяев пирушек и гостей. Гораздо приятнее просто сидеть и слушать, чем разговаривать. Дот предпочитает курить и пить свой излюбленный растворимый кофе без кофеина, время от времени делясь совершенно неинтересными сведениями насчет одного из соседей. Или – о его собаках. Другому соседу, пенсионеру, на прошлой неделе отрезало палец циркулярной пилой, и она сообщает об этом не меньше трех раз.

Но я ничего не имею против. Я могу сидеть вот так и слушать часами. Мозг у меня все еще в отупении после экзамена.

И не надо тратить много усилий, чтобы развлечь меня. А когда мне удается позабыть о юриспруденции, думаю только о Келли. Я еще должен изобрести безопасный способ войти с ней в контакт, и я обязательно что-нибудь придумаю. Дайте только время.

Судебный центр округа Шелби размещен в современном двенадцатиэтажном здании в центре города. По идее здесь должен отправляться весь процесс судопроизводства. Тут множество залов для судебных заседаний, кабинетов служащих и администраторов. Здесь работают главный окружной судья и шериф. Имеется даже тюрьма.

Суд по криминальным делам делится на десять отделов, в каждом свой судья со своим списком дел, которые слушаются в разных залах заседаний. На средних этажах кишмя кишат адвокаты, полицейские, обвиняемые и их родственники. Для адвоката-новичка это пугающие джунгли, но Дек знает, как вести себя здесь. Он уже сделал несколько звонков.

Дек указывает на дверь Четвертого отдела и говорит, что через час мы должны здесь встретиться. Я вхожу в двойные двери и сажусь на задней скамейке. На полу ковровое покрытие, мебель удручающе современная. Впереди у стола, словно муравьи, снуют адвокаты. Направо отделенное от зала помещение, где десяток одетых в оранжевые робы арестованных ожидают своей первой встречи с судьей. Какой-то прокурор просматривает стопку папок, ища в ней нужное дело.

Во втором ряду я вижу Клиффа Райкера. Он совещается со своим адвокатом, просматривая какие-то бумаги. Его жены в зале нет.

Появляется судья, и все встают. Несколько дел откладываются, рассматриваются суммы, вносимые в залог, решаются случаи их сокращения или неуплаты, назначаются даты новых слушаний. Адвокаты быстро совещаются, затем кивают и что-то шепчут его чести.

Называют имя Клиффа, и он враскачку поднимается на возвышение перед судьей. Рядом с ним с пачкой бумаг стоит его адвокат. Женщина-прокурор объявляет суду, что обвинения против Клиффа Райкера снимаются за недостаточностью показаний потерпевшей.

– А где потерпевшая?

– Она решила не присутствовать, – отвечает прокурор.

– Почему? – спрашивает судья.

Да потому, что она в инвалидном кресле, хочется мне закричать.

Прокурор пожимает плечами, будто ей ничего не известно и, более того, совершенно безразлично.