неразумно. Лучше подстеречь его в коридоре. Нет, слишком темно. Можно промахнуться, уложить не насмерть.

Ахимас вернулся в трактир, лег на лавку.

Почти сразу появился ловкий агент, и, что приятно, с портфелем. Стрелять или подождать еще? Но «горбун» держал револьвер наготове. Реакция у него молниеносная, начнет палить на малейшее шевеление. Ахимас прищурил свободный от бельма глаз. Никак знакомый «герсталь»? Уж не тот ли это «купец», что был у Кнабе?

А события развивались с головокружительной быстротой. Агент арестовал трактирщика, нашел своих людей, один из которых, киргиз, оказался жив.

Интересная деталь: когда «горбун» заматывал азиату полотенцем разбитую голову, они разговаривали между собой по-японски. Вот уж поистине чудеса — японец на Хитровке. Звуки этого рокочущего наречия Ахимасу были знакомы по делу трехлетней давности, когда довелось выполнять заказ в Гонконге. Агент называл японца «Маса».

Теперь, когда ряженый сыщик больше не изображал голосом старческую надтреснутость, тембр показался Ахимасу знакомым. Он прислушался повнимательней — никак господин Фандорин! Оборотистый молодой человек, ничего не скажешь. Таких встретишь нечасто.

И Ахимас окончательно решил, что рисковать не стоит. С подобным субъектом надо быть вдвойне осторожным. Тем более что сыщик не расслаблялся — стрелял глазами во все стороны и «герсталь» держал под рукой.

Все трое — Фандорин, японец и связанный трактирщик — вышли на улицу. Ахимас наблюдал за ними через пыльное оконце. Сыщик, не выпуская портфеля, отправился искать извозчика, японец остался сторожить арестанта. Трактирщик попробовал было брыкаться, но коротышка злобно зашипел и одним движением сбил дюжего татарина с ног.

За портфелем еще придется побегать, подумал Ахимас. Рано или поздно господин Фандорин успокоится и расслабится. Пока же следовало проверить, мертв ли должник, Миша Малелький.

Ахимас быстро прошел темным коридором, потянул приоткрытую дверь. За ней оказалась тускло освещенная каморка. Кажется, никого.

Он подошел к смятой кровати. Пощупал — еще теплая.

Тут из угла донесся тихий стон. Ахимас резко обернулся и увидел съежившуюся фигурку. Миша Маленький сидел на полу, держась руками за живот. Поднял влажно блестевшие глаза, рот плаксиво искривился, из него снова вырвался тоненький, жалобный звук.

— Браток, это я, Миша… Раненый я… Помоги… Ты кто, браток?

Ахимас щелкнул лезвием навахи, наклонился и чиркнул сидящего по горлу. Так будет спокойней. Да и долг платежом красен.

Бегом вернулся в трактир, лег на лавку.

С улицы донесся стук копыт, скрип колес. Вбежал Фандорин, на сей раз без портфеля. Скрылся в коридоре — это он за Мишей Маленьким. Но где портфель? Оставил японцу?

Ахимас скинул ноги с лавки.

Нет, не успеть.

Снова лег, начиная злиться. Но поддаваться раздражению было нельзя — от этого все ошибки.

Из недр подземного лабиринта вынырнул Фандорин: лицо перекошено, водит «герсталем» во все стороны.

Мельком глянул на слепого, бросился из трактира вон.

С улицы донеслось:

— Пошел! Гони на Малую Никитскую, в жандармское!

Ахимас сорвал бельма. Нужно было торопиться.

К зданию жандармского управления он подкатил на лихаче, спрыгнул на ходу и нетерпеливо спросил у часового:

— Тут двое наших арестованного привезли, где они?

Жандарм ничуть не удивился требовательности решительного человека в рубище, но с начальственным блеском в глазах.

— Так что прямиком к их превосходительству отправились. Двух минут не прошло. А задержанного оформляют, он в дежурной.

— Черт с ним, с задержанным! — раздраженно махнул ряженый. — Мне Фандорин нужен. Говоришь, к его превосходительству?

— Так точно. По лесенке, а потом в коридор налево.

— Без тебя знаю!

Ахимас взбежал из вестибюля по невысокой лестнице на первый этаж. Посмотрел вправо — там в дальнем конце коридора белела дверь, из-за которой доносился звон металла. Ясно, гимнастический зал. Ничего опасного.

Повернул налево. Широкий коридор был пуст, лишь изредка из кабинетов выныривали деловитые порученцы в мундирах и штатском, чтобы сразу же исчезнуть за другой дверью.

Ахимас так и замер: после длинной череды нелепиц и неудач, фортуна, наконец, сменила гнев на милость. Перед дверью с табличкой «Приемная» сидел японец с портфелем в руках.

Фандорин, очевидно, докладывал начальству о ночных событиях. Почему вошел без портфеля? Хочет покрасоваться, поэффектничать. Событий за ночь произошло много, сыщику найдется что рассказать, так что несколько минут в запасе есть.

Подойти неспешным шагом. Ударить ножом под ключицу. Взять портфель. Выйти так же, как вошел. Минутное дело.

Ахимас внимательно посмотрел на японца. Тот глядел прямо перед собой, держал портфель обеими руками и был похож на сжатую пружину. В Гонконге Ахимас имел возможность наблюдать, как японцы владеют искусством боя без оружия. Куда там мастерам английского бокса или французской борьбы. Этот коротышка одним броском кинул наземь здоровенного татарина-трактирщика. Минутное дело?

Рисковать нельзя. Малейшая заминка, шум, и набегут со всех сторон.

Думать, думать, время уходит.

Он развернулся и быстро пошел туда, где звенели рапиры. Открыв дверь с надписью «Офицерский гимнастический зал», Ахимас увидел с десяток фигур в масках и белых фехтовальных костюмах. Тоже мушкетеры выискались.

Ага, вот и вход в гардеробную.

Он скинул рубище и лапти, надел первый попавшийся мундир, сапоги подобрал по размеру — это важно. Скорей, скорей.

Когда бежал деловитой рысцой в обратную сторону, в глаза бросилась табличка «Экспедиция».

За стойкой сидел чиновник, сортировал конверты.

— Для капитана Певцова корреспонденции нет? — назвал Ахимас первую попавшуюся фамилию.

— Никак нет.

— А вы все-таки проверьте.

Чиновник пожал плечами, уткнулся носом в конторскую книгу, зашелестел страницами.

Ахимас незаметно взял со стойки казенный пакет с печатями, сунул за обшлаг.

— Ладно, не трудитесь. Позже загляну.

К японцу приблизился чеканным шагом, отсалютовал.

— Господин Маса?

Азиат вскочил, низко поклонился.

— Я к вам по поручению господина Фандорина. Фандорин, понимаете?

Японец поклонился еще ниже. Отлично, кажется, по-русски ни бельмеса.

— Вот письменное распоряжение забрать у вас портфель.

Ахимас протянул пакет и одновременно показал на портфель.

Японец заколебался. Ахимас ждал, отсчитывая секунды. В спрятанной за спину левой руке был зажат нож. Еще пять секунд, и надо будет бить. Ждать больше нельзя.

Пять, четыре, три, два…

Японец еще раз поклонился, отдал портфель, а пакет взял обеими руками и приложил ко лбу. Умирать ему, видимо, еще было рано.

Ахимас отдал честь, развернулся и вошел в приемную. По коридору уйти было невозможно — это показалось бы японцу странным.

Просторная комната. Впереди кабинет начальника — Фандорин наверняка там. Слева окно. Справа табличка «Секретная часть».

Адъютант маячил у двери начальника, что было кстати. Ахимас сделал ему успокоительный жест и нырнул в дверь справа. Там снова повезло — фортуна добрела прямо на глазах. Не кабинет, где пришлось бы импровизировать, а коридорчик с окнами во двор.

Прощайте, господа жандармы.

Ахимас Вельде переходит к последнему, третьему пункту своей программы.

На присутственный этаж генерал-губернаторского дома вошел бравый жандармский капитан, строго спросил у служителя, где кабинет надворного советника Хуртинского, и зашагал в указанном направлении, помахивая тяжелым портфелем.

Хуртинский встретил «срочного курьера из Петербурга» фальшиво-любезной улыбкой. Ахимас тоже улыбнулся, но безо всякой фальши, искренне — давно ждал этой встречи.

— Здравствуй, мерзавец, — сказал он, глядя в тусклые серые глаза господина Немо, лукавого раба monsieur NN. — Я — Клонов. Это — портфель Соболева. А это — твоя смерть. — И щелкнул навахой.

Лицо надворного советника сделалось белым-белым, а глаза черными-черными, потому что расширившиеся зрачки начисто съели радужную оболочку.

— Я все объясню, — беззвучно прошелестел начальник секретной канцелярии. — Только не убивайте!

— Если бы я хотел тебя убить, ты бы уже лежал с перерезанной глоткой. А мне нужно от тебя другое, — повысил голос Ахимас, изображая ледяную ярость.

— Все что угодно! Только ради бога тише!

Хуртинский высунулся в приемную и велел, секретарю никого не впускать.

— Послушайте, я все объясню… — зашептал он, вернувшись.

— Великому князю объяснишь, Иуда, — перебил Ахимас. — Садись, пиши. Пиши! — Он замахнулся ножом, и Хуртинский в ужасе попятился.

— Хорошо-хорошо. Но что писать?

— Правду.

Ахимас встал за спиной у дрожащего чиновника.

Надворный советник пугливо оглянулся, но глаза вновь стали из черных серенькими. Должно быть, хитроумный господин Немо уже раскидывал мозгами, как будет выкручиваться.