чувства и, главное, лицо. И все у нас будет прекрасно, н у, может, она поломается немножко, а потом сдастся. Я на ней женюсь. Увезу ее от этого дурацкого Гриши с его камерным вокалом. И от седовласого жмота, который только на пять розочек раскошелился да на мороженое в уличном кафе. А может, и еще от кого-то, кого я не знаю… Опыт у нее, судя по всему, богатый… Видимо, много мужиков было… Нет, об этом я думать не буду, в конце концов, меня она считала мертвым… Говорят, кстати, такие браки бывают счастливыми – когда люди встречают свою былую любовь на закате… Да какой там закат? Хотя, наверное, все-таки уже закат, если так безумно потянуло к прошлой любви… Ничего, пусть придет в себя, выспится, а завтра утром я явлюсь к ней, она же не знает, что мне известно, где она живет. Приду и просто позвоню в дверь! Чтобы у нее не было времени на всякие дурацкие метания. Приду и скажу: «Ника, я люблю тебя, будь моей женой…» Он прекрасно умел успокаивать себя, а как же иначе? И вот уже Амстердам вновь явился ему во всей своей прелести. Погуляю еще немного, потом пообедаю и не спеша поеду в Бонн, а завтра с самого утра – к Нике. И он продолжал бродить по городу, потом ему в голову пришла забавная мысль: эх, уж если терять свободу, то красиво. Он вспомнил какой-то фильм, кажется с Джулией Робертс, где героиня считала себя брошенной и несчастной, а герой, богатый и красивый, Ричард Гир, явился к ней с букетом… А я явлюсь еще и с кольцом, можно счесть его обручальным. Вот сейчас зайду и куплю ей кольцо, у нее такие тонкие пальчики, а колечко скромненькое, с гранатом. А я куплю ей с изумрудом, она же любит зеленое. И глаза ее вспыхнут от радости… Черт побери, это все так избито и пошло, но в этом-то и прелесть… Кажется, Ремарк писал, что все избитое и пошлое стало таким именно потому, что безотказно действует на людей. Дословно он эту цитату не помнил, но за точность мысли мог поручиться. И он зашел в ювелирный магазин, где оказалась совершенно очаровательная продавщица. Он долго выбирал кольцо, и девушка по его просьбе примеряла одно за другим. У нее были красивые руки, и вся она была такая аппетитная. Он хотел уж было пригласить ее с ним пообедать, но в магазин явился дюжий голландец, по-видимому, бойфренд, лет двадцати пяти, и ему пришлось ретироваться. Но кольцо было куплено. Красивое, с изумрудом, окруженным мелкими бриллиантиками.
Утром он проснулся бодрым и, пожалуй, даже счастливым. Иногда он становился фаталистом. И это был как раз тот случай. Жизнь подбросила ему встречу с давней любовью, и не надо сопротивляться жизни. Пусть все будет именно так, а не иначе. Он явится к Нике с цветами и кольцом, он даже станет на одно колено и скажет, как Лютер: «Здесь я стою и не могу иначе!» И она все поймет… Она вообще все поймет… Я привезу ее к себе в Бостон, она начнет врастать в чуждую ей жизнь и среду и тогда поймет меня, как она сама любила говорить, «до донышка», поймет и окончательно простить. А в свадебное путешествие мы поедем на Таити. Но надо явиться к ней с самого утра, пока ее не унесло куда-нибудь с тем, седовласым… Надо застать ее врасплох! Хотя вряд ли после всего происшедшего она с утра куда-нибудь упорхнет. Она, наверное, вчера наглоталась успокоительных и еще спит… А я ее разбужу, пощекочу цветами, суну букет ей под нос, она откроет глаза и увидит белые розы…
Он вскочил, принял душ, побрился, выпил сок, достал новую рубашку, надел светло-серый костюм, позаимствовал у Томаса галстук, сам он в отпуск галстуков не брал. А что, я еще ого-го, с некоторым самодовольством, подумал он, правильно Ника сказала, я не толстый, не лысый, а очень даже привлекательный мужчина средних лет. И сам рассмеялся. Кажется, я сдурел. Он вышел из дому и полной грудью вдохнул свежий воздух. Было солнечно и прохладно. Надо прежде всего купить цветов. Пожалуй, пойду к той милой женщине, у которой покупал розы. Из суеверия! Она все тогда про меня поняла, и, пожалуй, я даже смогу у нее спросить, какой букет следует дарить, когда делаешь предложение… Нет, это глупо в моем возрасте. Куплю белые розы, и дело с концом. Это всегда красивее всего. Может, конечно, магазин еще закрыт…
Магазин был открыт. Но тут вдруг он вспомнил старый романс, одну строчку – «Красная роза – эмблема любви». Отлично, значит, куплю красные!
За прилавком стояла нахальная Трудхен. Она его сразу узнала.
– О, доброе утро! Вам нужны чайные розы? – улыбнулась она.
– Нет, сегодня мне нужны красные!
– Вот посмотрите, у нас есть темно-красные, светло-красные, крупные, мелкие…
А она не такая уж нахалка, она даже милая, подумал он.
– Пожалуй, вот эти! – указал он на крупные длинные полураспустившиеся бутоны глубокого красного цвета с капельками воды на лепестках.
– И сколько штук? – Она окинула его слегка насмешливым взглядом и перешла на шепот: – Вы с утра покупаете красные розы, на вас такой костюм, – наверное, собираетесь жениться? Идете просить руки, как выражались раньше, да?
Он радостно засмеялся и тоже шепотом ответил:
– Совершенно верно!
И через несколько минут вышел на площадь с роскошным букетом из одиннадцати роз (Трудхен сказала, что больше не надо) с какой-то еще белой и зеленой травкой. Дойдя до Томас-Манн-штрассе, он чуть замедлил шаг, сердце сильно забилось. Я как мальчишка, ей-богу, сам себе подивился он. Но вот и знакомая дверь. Он собрался с духом и позвонил.
– Кто там? – раздался голос из домофона.
– Извините, мне нужна Вероника Тимофеевна! – перешел он на русский, узнав голос Аллы.
– Она уехала!
– Как – уехала, куда?
– Какая разница? Уехала, и все! – Алла отключилась.
Вот это сюрприз… Уехала… Сбежала… Нет, не может быть. Когда она успела? Эта чертова кукла врет! Ника не велела ей открывать мне, вот она и врет. Ну нет, со мной такие номера не пройдут!
Он снова нажал на кнопку звонка и держал палец, не отнимая.
– Что вам нужно? – раздался опять голос Аллы. – Я же сказала, она уехала!
– Пожалуйста, впустите меня! Я вам не верю!
– Это ваши проблемы!
– Хорошо, тогда я сейчас буду стучать и с криком ломиться в дверь, вам это нужно?
– Я вызову полицию!
– Отлично, но пока она приедет, я успею перебудить всех соседей!
– Черт с вами! Открываю!
Он влетел в подъезд. Дверь одной из двух квартир второго этажа была уже открыта, и возле нее стояла Алла в шелковом халате.
– Входите, чтоб вас черти съели! – шепотом сказала она. Видимо, побаивалась соседей.
Он последовал этому не слишком радушному приглашению.
– Где Ника?
– Уехала, сказано же вам!
– Куда?
– В Москву! Где ж ей еще от вас спрятаться? Туда-то вы не помчитесь за ней, невозвращенец долбаный!
– Слушайте, почему вы мне хамите? – разозлился он.
– А что еще с вами делать? Я бы с наслаждением спустила вас с лестницы, да тут невысоко! Ну что вам надо? Для чего вы приперли этот мещанский букет?
– Мещанский? Почему мещанский? – растерялся он.
– Неважно! Ну что вам еще надо?
– Мне надо убедиться, что Ника уехала!
– А, вы не верите? Хотите пройтись по комнатам, заглянуть во все шкафы? Валяйте!
И она распахнула перед ним дверь небольшой комнаты, где стояла застеленная кровать.
– Тут жила Ника! Желаете пройтись по остальным, пожалуйста! Мама! Выйди на минутку, тут к нам с обыском пришли!
Из другой комнаты вышла пожилая красивая женщина, тоже в халате.
– Доброе утро, – растерянно пробормотал он.
Женщина окинула его оценивающим взглядом:
– Вы и есть Влад?