Александр повернулся к ней лицом – высокий, сильный, с копной черных волос и удивительно синими глазами. О Боже, как она его любила! Сейчас Мег смотрела в это выразительное лицо и с облегчением сознавала, что все ушло. Нет, она испытывала сочувствие к этому человеку, возможно, даже легкую радость, как при встрече с другом, который долго отсутствовал. Наверное, так можно относиться к давнему возлюбленному, расставание с которым было болезненным, и раны долго не заживали…
– Мой отец сказал, что ты погиб, – ровным голосом сообщила Мег, но эти слова тотчас разбудили в сердце, казалось бы, навсегда уснувшие чувства, и следующую фразу она произнесла горячо, взволнованно: – Почему, ну почему ты позволил мне поверить в твою смерть, Александр? – Она с непониманием вглядывалась в его лицо, а голос ее звучал теперь надтреснуто и безжизненно: – Почему ты оставил меня и нашего ребенка?
Александр повел себя так, словно она его ударила. Он вздрогнул, прикрыл глаза и коротко выдохнул. Через мгновение ему удалось справиться с собой, и когда он поднял на Мег взгляд, в глазах его отражалась грусть и сожаление.
– Я позволил тебе поверить в ложь лорда Уэлтона, потому что я был трусом, Маргарет, – с горечью произнес Александр. – Молодой был, глупый. Наверно, чего-то боялся. Не смог устоять. Не хватило мужества идти до конца.
Его чувственный рот изогнулся в знакомой полуулыбке, которая всегда приводила в восторг Мег во время их краткого и бурного романа.
– Наверное, я поступил так потому, что был простым рыцарем без гроша в кармане, а влюбился в дочь графа. Видит Бог, у нас не было будущего, я не мог дать тебе ту жизнь, какой ты заслуживала.
– Ты отлично знаешь, что тогда я хотела просто быть рядом с тобой, другой жизни мне было не нужно, – суровым тоном возразила Мег.
– Возможно. Но ты ведь тоже была очень молода и не представляла себе, сколь трудна может быть жизнь без щита знатности и богатства, – не согласился Александр.
Он смотрел на нее во все глаза, как будто старался вспомнить ту юную девушку, которую знал пять лет назад. Мег отвела взгляд, признавая в душе частичную справедливость его слов. Она и впрямь совсем не знала другой жизни. Стены родового замка, семья защищали ее от грубой действительности. Но ей пришлось все узнать, еще как пришлось!
– Когда ты уехал, жизнь стала… намного труднее, – заговорила она, опустив взгляд на руки. Горло сдавил спазм, слова давались с трудом. – Я думала, что… не выживу.
Александр молчал. Мег тоже замолчала, стараясь собрать силы для того, что последует дальше. Он имеет право спросить, но как страшно опять говорить об этом! Когда-то давно она жаждала разделить с ним свое неизбывное горе, найти утешение в его объятиях. Он один мог понять, что она чувствует, мог по- настоящему разделить эту потерю, взять на свои плечи часть ее бремени. Со временем эта жажда утихла, отошла на задний план, ведь Мег считала Александра погибшим и, увидев его живым и здоровым, испытала приступ гнева и обиды за то свое одиночество.
– А наш ребенок?.. – охрипшим от волнения голосом спросил Александр.
И Мег решила, что расскажет ему, пусть он этого даже и не заслуживает. Она моргнула, стараясь удержать слезы, вздернула подбородок и заговорила:
– У нас была дочь. Ее звали Мэдлин. Я была очень счастлива и безумно радовалась ее рождению, но она прожила всего один час.
Александр издал низкий рык, отвернулся и опустился на лавку.
– Я… я не знал, Маргарет. Помоги мне Господь, я не знал, правда не знал. Верь мне, Маргарет.
Она молча кивнула и, как ни странно, поверила. Несмотря на все свои слабости, он хороший человек, в нем много доброго. Когда-то она полюбила именно эту мягкость его характера, которая больше бросалась в глаза, чем эгоизм и нерешительность. Да, Мег многого тогда не разглядела, ведь она сама была юной, неопытной, влюбленной и наивной.
– В наказание меня сослали в Бэйхемское аббатство, – спокойно продолжала Мег, – а потом в Хоксли- Мэнор ухаживать за дальней родственницей, женой Ричарда Элинор, которая была очень больна. – Мег помолчала, вспомнив те тяжелые дни. – Сейчас она уже тоже умерла.
– А ты полюбила Ричарда. – Александр не спрашивал, а утверждал без всякой горечи.
Этот его обыденный тон заставил Мег внимательно посмотреть на старого друга.
– Да, Александр, мы любим друг друга, именно поэтому я сейчас пришла к тебе. Пришла просить, молить тебя отказаться от поединка. – Понимая, как велика ставка, Мег шагнула к Александру и продолжала с волнением в голосе: – Честно говоря, я вообще не понимаю, почему ты раньше не отказался. Мне сказали, что вы были друзьями, когда оба служили в ордене тамплиеров. Не понимаю, почему ты решил поддержать инквизицию. Ведь именно инквизиция начала аресты и пытки людей, которые были твоими соратниками. Я молю тебя, откажись! Не сражайся с Ричардом! Откажись!
– Хотел бы я отказаться, Маргарет, – с горечью отвечал Александр. – Но именно этого я не могу сделать.
– Почему? Ведь это так просто – встать и заявить, что не поднимешь меч на своего брата по оружию!
– А вот почему. Если я откажусь от поединка, мой настоящий брат, брат по крови, заплатит за это страшную цену. – Александр посмотрел на Мег, и она прочла на его лице отпечаток тяжкого бремени, которое ему приходилось нести в одиночестве. Но в глазах тамплиера отражалась стальная решимость. – Деймиен находится в руках инквизиции во Франции. Вот так, миледи, – объяснил он. – Нас обоих арестовали в один день. Но мой брат, черт его подери, отказался подчиниться их требованиям. – Голос Александра прервался. Мег, к своему удивлению, обнаружила, что в глазах рыцаря сверкнули слезы. Прочистив горло, Александр продолжал: – Ты должна понять, что в отличие от меня Деймиен вступил в орден по убеждению. Дело тамплиеров для него превыше всего. Когда нас бросили в темницу, я, чтобы спасти свою жизнь, сказал все, что от меня требовали, а Деймиен не отрекся от своих обетов. Он вообще отказался говорить. Его не сломили побои и голод, которые нам выпали. Тогда инквизиторы, пытаясь выбить из него признание, прибегли к пыткам.
Мег вскрикнула от ужаса. Сострадание смешивалось в ней со страхом, который она уже испытывала за судьбу Ричарда. В глазах Александра отражалась настоящая боль, он продолжал с неподдельной