что он уже много раз достиг пика и все же продолжал, не останавливаясь.

На неистовство его страсти, извиваясь всем своим гибким телом, оставляя на его плечах и руках следы своих зубов, она отвечала не менее неистовой ответной страстью. Наконец с громким криком облегчения, весь в поту, он упал на нее. Крепко обняв его шею, неимоверно усталая, вся переполненная любовью, Констанс могла только рыдать, не в силах произнести ни слова.

После долгого, как ей показалось, молчания он прошептал ей на ухо:

– Ах, моя дорогая, как я скучаю по твоим длинным волосам.

Почувствовав, что она напряглась, он тихо рассмеялся.

Когда они покидали конюшню, у ворот их встретил конюх с узелком, который он передал Констанс.

– Погода не слишком-то хорошая для путешествия, – сказал он. – Постепенно холодает, и к вечеру можно ждать гололедицы, поэтому будьте осторожны. Говорят, что молодая леди Морле тоже путешествует и ее повсюду разыскивают враги. У нас тут много людей, которые были бы счастливы ей помочь.

Они остановились и встревоженно посмотрели на него.

– А ты узнал бы ее, если бы увидел? – стараясь не выдать себя, с безразличным видом спросил Тьерри.

Конюх ухмыльнулся, показывая свои щербатые зубы.

– Однажды я видел ее на пути в Лондон. Ее сопровождают сто рыцарей, слуги и большой обоз. Она очень хороша собой и очень добра, добрей не бывает. Никогда не отказывает в помощи бедным и нуждающимся. – Он кивнул. – Некоторые даже молятся ей, как святой.

Тьерри изумленно заморгал:

– Молятся ей?

Старик перевел свой проницательный взгляд на Лвид.

– Старые обычаи очень живучи. К тому же в наши дни не скажешь, кто христианин, а кто нет. А есть и такие, – добавил он с многозначительной усмешкой, – которые умудряются придерживаться и старой и новой веры. Они разводят костры в День Всех Святых и летом в праздник Белтейн,[9] и все видят, что старые боги еще живы. Так же они празднуют и Рождество. Когда молодые девушки гадают по миске воды, кто станет чьим мужем, это, ей-богу, не по-христиански. Честно вам признаюсь, если кто-нибудь скажет мне, что леди Морле – девушка-ива и что они молятся, чтобы она осуществила их желания, я ни словом не возражу. И моя жена Гундри тоже ничего не возразит.

– Святой Иисусе. – Тьерри оглянулся, ища глазами Сенреда, но его высокий друг уже шагал по дороге. – Я должен идти, – торопливо сказал он. – Послушай, пожалуйста, держи язык за зубами. Ради бедных путешественников.

– Не беспокойся, буду нем как рыба, – сказал кучер. – Сегодня спозаранок, только-только запел петух, я сказал моей жене Гундри…

В этот момент мимо него прошла Лвид. Посмотрела в лицо старику и улыбнулась своей странной улыбкой. Старик вздрогнул и сразу закрыл рот.

Старый кучер был прав, погода менялась, сильно похолодало. Вчерашние лужи затвердели прочным льдом. На этот раз Констанс, хотя и не очень быстро, шла пешком.

– Что он дал вам? – полюбопытствовала Лвид.

– Еду. – Констанс поднесла узелок к носу и обнюхала его. – Судя по запаху, овсяные лепешки. Кажется, еще репа. И, по-моему, о Пресвятая Дева, сыр. Запах сыра не спутаешь ни с каким другим.

Валлийка пристально на нее поглядела.

Сенред шел шагах в десяти впереди, Тьерри был сзади.

– Вы ведь видели меня в замке Морле, – хрипло сказала Лвид. – Скажите, вы помните меня?

Констанс быстро глянула в ее сторону.

– Да, ты та самая валлийская колдунья, которую ирландские отцы попросили отвезти для суда в Баксборо, они хотели, чтобы ты была подальше от епископа Честерского.

Лвид кивнула и продолжала идти рядом.

– Скажите, вы несчастливы, миледи?

Констанс едва не споткнулась. Лвид и молодой школяр всю ночь провели на чердаке, конечно, они хорошо слышали все происходившее. Она посмотрела вперед, на Сенреда, который размашисто вышагивал по промерзлой дороге.

«Как могу я быть несчастлива, – подумала Констанс, – когда почти всю ночь лежала в объятиях единственного человека, к которому стремится мое сердце».

В глубине души она знала, что не имела никакого права на эту поразительную, необыкновенно счастливую, полную обжигающей страсти ночь, буквально украденную ею у судьбы.

Она аристократка, уже несколько раз побывавшая замужем, а он бродячий менестрель. Это было единственное время, дарованное им для счастья, время, которое уже никогда не повторится. Будет просто чудом, если они смогут живыми и невредимыми добраться до замка Морле. Но даже и там им будет угрожать опасность.

«Ну как я могу назвать себя несчастливой? – подумала она. – Клянусь Крестом, никогда в жизни я не была так безумно счастлива».

– Миледи, наверное, странно чувствует себя с коротко стриженными волосами и в поношенной мальчишеской одежде, – сказала Лвид.