на груди судна после каждого удара волны. День был блистательно солнечным, и каждая подброшенная кверху капля воды превращалась в драгоценный камень. «Спрей», оправдывая свое название^{1}, выхватывал у моря одно драгоценное ожерелье за другим и так же стремительно отбрасывал непонравившиеся. Частенько приходится видеть миниатюрные радуги вокруг носа корабля, но то, что происходило сейчас, я видел впервые. Видимо, добрый ангел отправился вместе с нами в путешествие.

Вскоре впереди показался высокий берег Наханта, а Марблхед остался позади. Все другие суда шли мористее, и только «Спрей» одиноко плыл своим курсом. Проходя мимо Норманс-Воэ, я услышал печальный звон сигнального колокола, а риф, на котором разбилась шхуна «Гесперус», мы прошли почти вплотную. Ветер все больше свежел, и мне пришлось убавить грот и тем облегчить управление рулем. Шедшая впереди меня шхуна убрала все паруса и, пользуясь попутным ветром, направлялась с оголенными мачтами в порт. Когда «Спрей» проходил мимо шхуны, я увидел, что многие паруса на ней сорваны, а лоскуты болтаются на снастях: видимо, судно попало в шквал.

Направив «Спрей» к берегу, я выбрал для Стоянки небольшую бухточку в отличной глостерской гавани. Там я предполагал еще и еще раз осмотреть «Спрей», взвесить все обстоятельства, проверить мои личные чувства и все, что связано с предстоящим путешествием. Сейчас, когда «Спрей» входил в бухту, он весь был в белоснежной пене. Я впервые прибывал в порт на судне, не имеющем экипажа.

Старые рыбаки поспешили к пристани, куда я держал курс, видимо считая, что «Спрей» твердо решил размозжить себе голову. Не знаю, как удалось предотвратить катастрофу. У меня душа ушла в пятки, когда я, оставив рулевое управление, бросился спускать кливер. С уменьшенной парусностью судно медленно продолжало двигаться вперед и коснулось бортом причальной сваи на подветренной стороне пристани с такой легкостью и осторожностью, при которой нельзя разбить даже яичной скорлупы. Не спеша я надел швартов на причальную тумбу, и «Спрей» уверенно встал у причала. Тогда я услышал восторженные приветствия небольшой кучки людей, стоявшей у пристани.

— Лучше и быть не может… — вскричал старый шкипер. — Даже если бы вы весили всего одну тонну!

В этот момент мой вес составлял менее одной пятнадцатой тонны, но я промолчал об этом и ограничился безразличным взглядом, который красноречиво говорил за меня: пустяки! Лучшие в мире моряки смотрели на меня, и я вовсе не хотел показаться перед ними новичком, тем более что собирался пробыть в Глостере несколько дней. Скажи я в этот момент хоть одно слово, я выдал бы себя, так как все еще был взволнован и прерывисто дышал.

В Глостере я пробыл около двух недель, приобретая все необходимое для предстоящего плавания. Владельцы пристани, у которой я пришвартовался, а также местные рыбаки доставили мне огромное количество вяленой трески и даже бочку нефти, чтобы успокаивать волны. Будучи старыми морскими волками, они проявили большой интерес к моему путешествию и подарили «Спрею» настоящий рыбацкий фонарь, бросающий свет на большое расстояние. Тот, кто налетит на судно с таким фонарем, наскочит и на плавучий маяк. Кроме того, на борт «Спрея» были погружены острога и прочие рыболовные снасти, без которых, как утверждал один старый рыбак, нельзя пускаться в плавание. С противоположного берега бухты мне привезли ящик очень стойкой медной краски — великолепного средства против обрастания дна. Когда «Спрей» во время отлива очутился на грунте, я покрыл днище двумя слоями этой краски.

Брошенную плоскодонную лодку я распилил поперек, сколотил из досок новую корму и превратил свою находку в судовую шлюпку.

Такую половину я всегда мог самостоятельно с помощью гафель-гардели вытащить из воды, а с целой плоскодонкой одному справиться было бы трудно из-за ее тяжести и громоздкости. Да и на палубе хватало места только для половины лодки, которой вполне достаточно для одного человека; лучше иметь половину лодки, чем ничего. Одновременно я предвидел, что сооруженное мною плавучее средство будет отличным корытом для стирки белья, а также ванной для мытья. Такое предназначение плоскодонки было настолько очевидным, что когда на островах Самоа явилась местная прачка, она без малейшего возражения принялась стирать в плоскодонке мое белье. Прачка несомненно приняла ее за новое изобретение, гораздо более существенное, чем все предметы галантереи, которые американские миссионеры доставляют на острова.

Единственное, что теперь меня беспокоило, — это необходимость приобрести хронометр. В наших новомодных правилах кораблевождения говорится, что без хронометра нельзя определить свое местонахождение, и даже я сам дал себя убедить в этом. Мой прежний отличный хронометр давно находился в бездействии, а за чистку и регулировку надо было уплатить пятнадцать долларов. Целых пятнадцать долларов! По вполне понятным причинам я оставил хронометр дома, подобно тому как «Летучий Голландец» поступил со своим якорем.

Одна бостонская дама прислала мне денег на покупку двухгорелковой лампы, которая по ночам освещала каюту, а днем при небольших ухищрениях служила кухонной плитой.

Закончив на этом оснащение, я был готов к отплытию и 7 мая вышел в море. Не имея достаточно места для разворота, «Спрей», набирая ход, по пути содрал краску на старом прогулочном судне, которое красили к летней навигации.

— Кто нам уплатит за это? — зарычали маляры.

— Я уплачу… — ответил я.

— Разве что грота-шкотом… — отозвался капитан «Блюберда», проходившего рядом с нами, намекая на то, что я отплываю.

Впрочем, платить было не за что, разве каких-нибудь пять центов за краску. Но между малярами со старой калоши и капитаном «Блюберда», неожиданно принявшим мою сторону, поднялась бурная словесная перепалка, в ходе которой была забыта основная тема происшествия. Никто так и не прислал счета за причиненный убыток.

В день отплытия из Глостера погода была тихая. У выхода из бухты, откуда отправился «Спрей», я увидел интересную картину: вдоль высокого фасада здания фабрики трепетали платки и шапки. Изо всех окон смотрели приветливые лица;

все желали мне счастливого плавания. Кое-кто окликал меня, как бы спрашивая, куда и зачем я плыву в одиночестве. Я делал вид, будто хочу причалить, и тогда сотни рук тянулись, демонстрируя готовность плыть вместе со мной. Но берег был слишком опасен!

Идя в крутой бейдевинд при слабом юго-западном ветре, «Спрей» вышел из бухты, и в полдень я миновал Истерн Пойнт, получив сердечный прощальный привет — последний из многих знаков внимания, оказанных мне в Глостере.

Ветер засвежел, и, бодро рванувшись вперед, «Спрей» скоро очутился на траверзе маяка Тетчерс- Айленд. Взяв курс на восток и пройдя к северу от банки Каш-Ледж и скал Амен Роке, я еще и еще раз задавал себе вопрос, не лучше ли держаться подальше от скал и баров. Ответив самому себе, что обязуюсь совершить на «Спрее» кругосветное путешествие вопреки опасностям, таящимся в море, я сказал это со всей серьезностью. Таким образом, застраховав самого себя, я отправился в плавание. Вечером, находясь невдалеке от банки Каш-Ледж, я привел «Спрей» к ветру, насадил наживку на рыболовную снасть, опустив ее на 30 морских саженей (?55 м), и принялся ловить глубоководную рыбу. Я рыбачил с отменным успехом до наступления темноты и поймал три трески, двух пикш, одну морскую щуку и, что было приятнее всего, небольшого, но жирного и юркого палтуса. Решив, что я нахожусь на самом удобном месте, где можно пополнить запас продовольствия, я отдал плавучий якорь, который должен был удерживать нос «Спрея» против ветра. Юго-западное течение также было противоположно ветру, и это давало мне уверенность, что наутро «Спрей» будет находиться почти на том же месте. Затем я выставил мой большой сигнальный фонарь и впервые в полном одиночестве среди морского простора улегся, но не спать, а лишь дремать и мечтать.

Где-то я читал, как одна рыбацкая шхуна, бросив якорь, зацепилась за спину кита, который с бешеной скоростью унес ее в открытое море. Именно это случилось и со «Спреем» — во сне, конечно! Я не мог отделаться от этого впечатления, даже когда проснулся и обнаружил, что ветер дует вовсю и что разгулявшееся море потревожило мой краткий отдых. Луна освещала гонимые ветром облака: надвигался шторм. Тогда, оставив лишь самую малость парусов, я зарифил их, выбрал плавучий якорь и направился к маяку на острове Монхеган, которого достиг на рассвете 8 мая. Идя полным ветром, я вошел в гавань