— Не знаю! Что случилось?
Я пытался вспомнить телефон капитана. Служебный это был телефон или домашний? И если служебный — то окажется ли он на месте?
Времени не было. Я подошел к барменше:
— У вас в галерее есть телефон?
— Откуда? В расселенных-то домах?
— А где здесь поблизости автомат?
— На углу с Невским. Что-то случилось?
— Да, случилось. Скажи Саше, пусть закроет дверь и никого не выпускает из галереи.
— Ты серьезно?
— Нет времени объяснять. Там в ванне…
— Что?
Я сглотнул и почувствовал, что просто физически не могу произнести ЭТО. Но все-таки произнес:
— Там в ванне лежит чей-то труп.
— У нас? В нашей ванной?
— Да.
— Не может быть.
— Сходи и убедись. Но сначала предупреди Сашу. Я пошел звонить в милицию.
Не обращая внимания на мои слова, барменша рванулась в сторону туалета.
Секунды тянулись очень медленно. Уборная находилась за поворотом коридора. Мне не было видно, что там происходит, а потом барменша вышла и на лице ее светилась улыбка:
— Стогов, ты совсем до ручки допился?
— До ручки допился?
— У нас послезавтра вернисаж. Я покрывало с дивана замочила.
— И что?
— К нам в галерею немцы приедут. Хотят купить несколько Сашиных работ. Чтобы их встретить по- человечески, я решила постирать покрывало. А оно бордовое. Залиняло и воду окрасило…
«М-да», — сказала Дебби.
Давненько я не оказывался в настолько дурацкой ситуации.
8
Как и собирался, всю первую половину среды я посвятил тому, чтобы дописать кровавую новеллу о серийном убийце с Лиговки. Материал получился вроде бы ничего.
Ответственный секретарь Ира выдохнула в атмосферу порцию вонючего дыма и сказала, что я гений. Я посоветовал ей рассказать об этом редактору, и пусть он прибавит мне зарплату.
Мы обсудили, куда посылать фотографа. Ира спросила, не желаю ли я заявить какую-нибудь тему на следующий номер.
— Не желаю. Времени нет.
— Куда ты его деваешь?
— Ты еще не слышала? Мне редактор стажеров подсунул. Из Ирландии.
— А-а! Точно… Видела я этих стажеров. Это твои? Парни и девица с четвертым размером груди, да? Верстальщики чуть шеи не свернули, когда она позавчера по коридору болталась… Осокина на нее нет.
— Уже и ты про Осокина слышала?
— Все слышали… Бедный Леша.
Всю дорогу до своего кабинета я пытался сообразить: неужели Осокин оказался настолько всеяден… что даже секретарь издания Ира?.. даже такое бесполое существо, как Ира?.. нет, я не понимаю Осокина!
В кабинете я стащил куртку, взгромоздил ноги на стол и наконец закурил. Из висевшего на стене зеркала на меня смотрело небритое лицо, напоминающее моток колючей проволоки.
Я поскреб щетину и подумал, что, скорее всего, мне опять не удастся ни побриться, ни толком поваляться в ванне. Еще я подумал, что сегодня уже среда. А убийца так и не пойман.
С чего начинают расследование те, кому государство платит за это деньгами налогоплательщиков? Если судить по книгам и фильмам, то с поиска мотива.
Находим мотив, дергаем за него, как за ниточку, — разматываясь, клубок сам приводит к злоумышленнику. Однако в данном случае никакого мотива не было.
Все мы — и ирландцы, и я с капитаном — в тот день видели друг друга впервые. Можно, конечно, представить, что в Ирландии кровь у народа столь горяча, что парни уже на третьем часу знакомства готовы хвататься за ножи и топоры… но это вряд ли… у моих стажеров кровь — не горячее пива из холодильника.
Допустим, я с первого взгляда возненавидел Шона и решил его убить. С чего бы я начал? С того, что как следует подготовился к злодеянию. А здесь?
Никто не знал, что в туннеле погаснет свет, — до последнего момента мы даже не знали, что вообще пойдем в тот чертов туннель. Оружие тоже появилось спонтанно. Пройди мы на десять метров дальше, и убийца просто не успел бы снять топор со щита. Что уж говорить об алиби? Мы все стояли друг от друга на расстоянии вытянутой руки, и никто ничего не видел!
Несколько секунд я прикидывал — а не могла вся эта история быть импровизацией?
Никто никого и не собирался убивать. Шли мы по туннелю, и уж больно удачно сложились обстоятельства. «Глупо не использовать такой шанс», — подумал убийца и, когда погас свет, быстро дошел до пожарного щита, схватил топор, вернулся обратно и в темноте рубанул сплеча: уж кому повезет. Самым близким затылком оказался затылок Шона. А я сижу и ломаю голову насчет мотива.
Я посмотрел, как за окном, на другой стороне Фонтанки, укрываясь зонтами, бредут одинокие понурые пешеходы, потом переложил из куртки в брюки кошелек, взял со стола сигареты и зажигалку и спустился в редакционный буфет.
В буфете, за столиком у окна, сидел парень со смешной фамилией Карлсон. Звали его Женя. Когда я видел его в последний раз (три недели назад), он сидел в буфете и точно так же гипнотизировал бутылку портвейна. Бутылка, стоящая перед ним сейчас, очевидно, приходилась той внучатой племянницей.
Жизнь Жени, насколько я представлял, была полна смысла. Он пил алкоголь, ходил на вечеринки, на которых пьют алкоголь, угощал знакомых тем, что пил сам, и никогда не отказывался от того, чем угощали его знакомые. Все это продолжалось неделями. Хороший парень.
Я купил пива, подсел к Карлсону и сказал:
— Привет, как дела?
— Здравствуй, Илья. Рад тебя видеть.
Голос у Жени был трезвым и задумчивым. Это значило, что Женя до невменяемости пьян.
— Как дела?
— Неплохо. Совсем неплохо. Вчера я поймал попугая.
— Попугая?
— Ну да. Попугая. Здоровенного попугая, называется ара. Он влетел ко мне в окно и сказал: «Пр-р- ривет, милый». У меня в районе очень много таких попугаев.
— Ты где живешь?
— В Колпино.
— И там много попугаев ара?
— Просто навалом!
Я посмотрел на стоящую перед ним бутылку. А ведь выглядит как обычный портвейн.
— Думаешь, я с ума сошел, да? Почему вы все так ко мне?.. У меня в районе действительно много