– Что случилось, мистер Брок? – спросил Нагрек, замирая от ужаса.

– Похоже, что Нагрек щупал твою сестру, Горт. Тесс.

– Я не... я не делал этого, клянусь Господом! – вскричал Нагрек. – Не делал ничего подобного.

Брок снят со стены кошку-девятихвостку.

– Похоже, что он забрался к ней в каюту, когда она спала, разбудил ее и стал играть с ней.

– Я не трогал ее, ничего ей не сделал, ничего, клянусь Господом! – кричал Нагрек. – Она сама позвала меня в свою каюту. Она позвала. Сегодня днем она позвала меня. Сама, клянусь Господом!

– Так, значит, ты все-таки был в ее каюте!

Горт бросился на Нагрека и тут же чертыхнулся от боли – рана в боку разошлась. Нагрек метнулся к двери, но Брок отшвырнул его назад.

– Ты покойник, Нагрек!

– Я ничего не сделал ей, как перед Богом клянусь, как перед...

– Ты совал свои грязные лапы к ней под рубашку!

Плеть жалила Нагрека снова и снова – Брок загонял его глубже в трюм.

– Совал ведь, клянусь Богом, разве нет?

– Как перед Богом клянусь, я не трогал ее. Не надо, мистер Брок. Пожалуйста. Никакого зла не свершилось... простите меня... я только дотронулся до нее... больше ничего... совсем ничего.

Брок остановился, часто дыша.

– Так это правда. Ты слышал, Горт? – Оба, отец и сын, прыгнули к Нагреку одновременно, но Брок оказался быстрее, и от удара его кулака Нагрек свалился без сознания. Брок оттолкнул Горта в сторону. – Погоди!

– Но, Па, эта свинья...

– Погоди! Твоя матушка сказала, что бедная девочка поначалу боялась даже рот раскрыть. Тесс думает, что раз он ее потрогал там, у нее теперь будет ребеночек. Но Лиза говорит, что Тесс еще невинна. Он только лапал ее, благодарение Богу!

Когда Брок перевел дыхание, он раздел Нагрека донага и подождал, пока тот придет в себя. Потом он оскопил его. И забил до смерти.

– Ты хотел меня видеть, отец? – Лицо Кулума было белым, как мел,

Струан стоял на вершине холма с биноклем на шее и ножом за поясом. У его ног лежал сложенный боевой цеп. Он неотрывно наблюдал за Кулумом с того самого момента, как юноша прибыл на берег, и видел, как тот вошел в долину и поднялся на холм. Ветер к утру разогнал облака, и солнце, встававшее на горизонте, обещало ясный день.

Струан показал рукой вниз:

– Вид отсюда замечательный, а? – Кулум не ответил. От пламени, полыхавшего в глазах отца, у него подгибались колени. – Ты не согласен со мной?

– Церковь будет... все будут...

– Не нужно рассказывать мне о церкви, – прервал его Струан. – Ты слышал про Брока? – Его голос звучал слишком мягко, слишком спокойно.

– Что с ним?

– Ночью на него напали. Пираты перерезали якорный канат, и судно вынесло на берег. Потом они взяли его на абордаж. Разве ты не слышал выстрелов?

– Слышал. – Кулум был в подавленном настроении. Бессонные ночи, пришедшее вслед за ними понимание, что только он один может спасти компанию, решение обмануть Лонгстаффа, которое он принял и осуществил – он чувствовал себя выжатым, как лимон. – Только я не знал, что это были пираты.

– Они самые. В гавани Гонконга. Как только туман рассеялся, я побывал у Брока. Он сказал, что потерял семерых и капитана.

– Горта?

– Нет. Нагрека Тума. Бедняга умер от ран. Горта тоже ранили, но не опасно. – Кулуму показалось, что лицо Дирка Струана сделалось жестче. – Капитан погиб, защищая свой корабль. Вот как должен умирать мужчина.

Кулум закусил губу и окинул взглядом холм. Сердце бешено колотилось у него в груди.

– Ты хочешь сказать, что это моя Голгофа?

– Я не понимаю тебя.

– Я о капитанах, которые умирают, защищая свои корабли. Это мой корабль – вот этот холм, – разве ты не это хотел сказать? Ты спрашиваешь меня, хочу ли я умереть, защищая его?

– А ты хочешь?

– Я не боюсь тебя. – Слова царапнули пересохшее горло Кулума. – Есть законы против убийства. Я знаю, мне не справиться с тобой, и ты можешь убить меня, но тебя за это повесят. Я пришел без оружия.

– Ты думаешь, я бы смог убить тебя?

– Если бы я встал на твоем пути – да. А я встал на твоем пути, не так ли?

– В самом деле?

– Ты всегда был для меня Богом. Но за тридцать дней, что я прожил здесь, я узнал, кто ты на самом деле. Хищник. Убийца. Пират. Торговец опиумом. Прелюбодей. Ты покупаешь и продаешь людей, вертишь ими, как хочешь. Ты наплодил ублюдков и гордишься ими, и от твоего имени разит так, что порядочным людям приходится затыкать нос.

– Кто эти порядочные люди?

– Ты хотел меня видеть. Я пришел. Говори, чего ты хочешь, и давай покончим с этим. Я устал играть роль мышки перед твоей кошкой.

Дирк Струан поднял свою сумку и повесил ее на плечо.

– Пошли.

– Куда?

– Мне нужно поговорить с тобой наедине.

– Мы сейчас одни.

Струан показал головой на корабли в гавани.

– Там есть глаза. Я чувствую, что они смотрят на нас. – Он показал на берег, пестревший фигурками китайцев и европейцев. Торговцы меряли шагами свои участки. Дети уже играли. – За нами наблюдают отовсюду. – Он вытянул руку к вершине утеса на западе. – Вот куда мы пойдем.

Утес был почти горой. Он поднимался на четыреста метров, скалистый, одинокий, угрюмый.

– Нет.

– Тебе не под силу туда подняться? – Струан прочел ненависть на лице Кулума и подождал ответа. Кулум упорно молчал. – Ты, кажется, сказал, что ничего не боишься.

Он повернулся и зашагал вниз с холма, а потом стал взбираться по склону утеса. Кулум, снедаемый страхом, постоял в нерешительности, потом, увлекаемый волей Струана, двинулся следом.

Карабкаясь вверх, Струан понимал, что затеял еще одну опасную игру. Он не останавливался и не оглядывался назад, пока не добрался до самой вершины. Она была покатой, и по ней вовсю гулял ветер. Он обернулся и увидел далеко внизу Кулума, с трудом поднимающегося по каменной круче.

Он повернулся спиной к сыну.

Панорама, открывшаяся перед ним, была необъятна. И величественно прекрасна. Солнце сияло высоко в голубом небе, Тихий океан расстилался под ним сине-зеленым ковром. С этого ковра поднимались вверх коричнево-зеленые горы островов: Поклью Чау на юго-востоке, Лан Тао, огромный, больше Гонконга, остров в пятнадцати милях к западу, и сотни маленьких пустынных островков и голых скал, окружавших архипелаг Гонконг. В свой бинокль он отчетливо видел каждый корабль в бухте, к северу лежал Большой Китай. Он видел флотилии джонок и сампанов, лавировавших в проливе Лан Тай, они направлялись к