играть в Английский Клуб, но он, Горт, ушел оттуда первым.

– Я провожу вас до двери, – предложил Горт. Когда они оказались одни у порога, он криво ухмыльнулся, упиваясь в душе своей местью. – Вы знаете, как это бывает… я навещал одну леди. Может, и он пошел куда-нибудь с таким же визитом. Беды в этом нет. К тому же он, помнится, выигрывал, когда я оставил его за карточным столом, если вас это беспокоит.

– Нет, Горт. Это меня не беспокоит. Ты знаешь, что в Британии для убийц существует хороший закон: скорый суд и петля без проволочек, кто бы ни был убит. Даже проститутка.

Горт побелел.

– Что вы хотите этим сказать, а?

– Если кто-то окажется висельником, я сам с радостью возьмусь его вздернуть.

– Вы мне угрожаете? Против этого тоже есть закон, клянусь Богом.

– Если будет смерть, тогда Господь свидетель, будет и обвинение в убийстве.

– Не знаю даже, о чем вы говорите! – вскипел Горт. – Вы не правы, обвиняя меня!

– Я ни в чем тебя не обвиняю, Горт. Просто напоминаю о том, как обстоят дела. Да. Я слышал, есть два возможных свидетеля возможной смерти… которые будут готовы выступить на суде.

Горт справился с охватившей его было паникой. Струан, конечно, говорит об этой проклятой ведьме Фортерингилл и этом слизняке Квэнсе. Ей заплатили достаточно, чтобы она помалкивала. Ну да ладно, если понадобится, я с ними разберусь в два счета, да только вряд ли это будет нужно, потому что та маленькая сучка все равно не умрет.

– Я не боюсь таких, как вы... или ваших растреклятых ложных обвинений.

– Я не обвиняю тебя. Горт, – еще раз повторил Струан. Он испытывал сильное искушение спровоцировать неизбежную схватку прямо сейчас. Но понимал, что должен ждать, пока Горт сделает свою первую ошибку: публично нанесет ему оскорбление, ответом на которое может быть только дуэль. Только тогда он сможет свободно и открыто послать к нему секундантов с официальным вызовом и убить в присутствии целой толпы зрителей. Только в этом случае ему удастся сохранить союз Кулума и Тесс и не дать Броку шанса обвинить его в убийстве. Потому что Мэй-мэй была права: вся Азия знает, как ему не терпится прикончить Горта. – Если увидишь Кулума, передай, что я ищу его.

– Передавайте ему это сами! Я вам не лакей. Клянусь Богом, вам не долго оставаться Тай-Пэном «Благородного Дома».

– Смотри не споткнись, – сказал Струан. – Тебе меня не испугать.

Горт клюнул на приманку.

– Тебе меня тоже, Дирк. Я говорю тебе как мужчина мужчине: сам смотри под ноги, или будешь иметь дело со мной.

Струан вернулся в свою резиденцию очень довольный собой. Вот ты и попался на крючок, Горт.

Кулум все еще не появлялся. И от епископа тоже не было никаких известий. Струан приказал Ло Чуму постараться разыскать Кулума и вышел на praia. Он повернул вверх по склону к собору, откуда пошел менее знакомыми улицами мимо симпатичных ресторанчиков с разноцветными зонтами прямо на тротуаре. Он пересек широкую praca и вошел в огромные ворота.

Монахиня, сидевшая за грубым деревянным столом, подняла глаза.

– Доброе утро. Вы говорите по-английски? – обратился к ней Струан.

– Немного, сеньор.

– У вас лежит больная. Мисс Мэри Синклер. Я ее друг. Последовала долгая пауза.

– Вы хотите видеть?

– Да, пожалуйста.

Привратница подозвала жестом монахиню-китаянку и что-то быстро сказала ей по-португальски. Струан последовал за той по коридору и, поднявшись на несколько ступеней, очутился в комнате Мэри.

Комната была маленькая, вся в грязных пятнах. Окна были плотно закрыты, и внутри стоял тяжелый запах пота. Над кроватью висело распятие.

В лице у Мэри не осталось ни кровинки, ее улыбка была едва уловимой. И страдания состарили ее.

– Привет, Тай-Пэн.

– Что с тобой, Мэри? – мягко спросил он.

– Ничего, чего бы я не заслуживала.

– Я заберу тебя из этого проклятого места.

– Со мной все хорошо, Тай-Пэн. Они очень добры ко мне.

– Да, но это неподходящее место для английской девушки-протестантки.

В комнату вошел высокий худой монах с тонзурой. Он был в простой рясе, заскорузлой от старых пятен крови и пролитых на нее лекарств. На груди у него висел простой деревянный крест.

– Доброе утро, – сказал монах. Он говорил по-английски правильно и без всякого акцента. – Я отец Себастьян. Врач этой больной.

– Доброе утро. Наверное, я заберу ее из-под вашей опеки.

– Я бы не советовал вам этого делать, мистер Струан. Ее не следует тревожить по крайней мере месяц.

– Что с ней?

– Внутреннее расстройство.

– Вы англичанин?

– Вам это кажется таким странным, мистер Струан? Есть много англичан, а также и шотландцев, которые признают истинную Церковь Христову. Но то, что я католик, не делает меня в меньшей степени врачом.

– У вас здесь есть хинная корка?

– Что?

– Хинная корка? «Иезуитская кора»?

– Нет. Я никогда не пользовался ею. Никогда ее не видел. Зачем вам?

– Так, ничего. Что произошло с мисс Синклер?

– Случай весьма сложный. Мисс Синклер необходим полный покой в течение месяца, лучше – двух.

– Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы переехать отсюда, девочка?

– Ее брат, мистер Синклер, не возражает против того, чтобы она оставалась здесь. И, если не ошибаюсь, мистер Кулум Струан тоже одобряет мое предложение.

– Кулум был здесь сегодня? – спросил Струан у Мэри. Она покачала головой и с трагичным лицом повернулась к монаху:

– Пожалуйста, расскажите Тай-Пэну о... обо мне.

Отец Себастьян хмуро кивнул.

– Думаю, вы поступаете разумно. Кто-то должен знать. Мисс Синклер очень больна, мистер Струан. Она выпила настой китайских трав, наверное правильнее будет сказать яд, чтобы вызвать у себя выкидыш. Яд изгнал плод из чрева, но стал причиной кровотечения, которое теперь, Божьей милостью, почти удалось остановить.

Струан почувствовал, как у него вдруг взмокла спина.

– Кто еще знает, Мэри? Горацио? Кулум?

Она покачала головой.

Струан повернулся к монаху:

– Почти удалось остановить? Означает ли это, что с девушкой все в порядке? Что через месяц или чуть больше она поправится?

– Физически, да. Если не начнется гангрена. И если на то будет воля Божья.

– Что вы имеете в виду, говоря «физически»?

– Я хочу сказать, мистер Струан, что невозможно рассматривать физическое здоровье отдельно от духовного. Эта женщина ужасно согрешила против законов Божеских – против законов католической церкви, а также и вашей церкви, – поэтому прежде чем можно будет говорить о полном исцелении, должно состояться примирение с Господом и расплата за грехи перед Ним. Вот все, что я пытаюсь сказать.