него.

– Лжешь. Ты должна знать. – Роберт оттопырил верхнюю губу, обнажая зубы.

– Я знаю не больше любого, кто тщетно роется в песке, надеясь на удачу.

Роберт наставил на нее палец. Вены на его шее вздулись.

– Когда ты выходила замуж за Герберта, все думали, что ты вдова, но со средствами. Ты имела за душой не только эту безделушку.

– То, что я имела, тоже было украдено у Николаса. Если тебе нужны королевские сокровища, ты приехал зря. – Она развела руками, показывая, что у нее ничего нет, и по его лицу поняла, что он, ослепленный жаждой золота, по-прежнему не верит ей.

– Если бы ты его обокрала, он не стал бы твоим любовником, – сердито заметил Роберт. – Я хоть и торговец шерстью, но меня ты не одурачишь. Завтра мы пойдем на берег, и ты покажешь мне, где искать. Если я найду сокровища, ты получишь свободу.

– Я же сказала: я ничего не знаю! – Мириэл топнула ногой.

– Тогда будешь гнить здесь до самой смерти. Выбор за тобой, дорогая.

Может быть, завтра буря утихнет. Может быть, завтра, оказавшись за стенами монастыря, она сумеет бежать. Мириэл молчала.

– Что, задумалась? – Роберт с улыбкой приблизился к ней и погладил ее по лицу, как гладил золото. Мириэл подавила рвотный спазм. – Разумеется, я всегда могу забрать тебя в Линкольн, – тихо продолжал он. – Никто не узнает о том, что произошло между нами. Соседи думают, что ты в монастыре поправляешь здоровье. Мы стали бы жить, как раньше. Пряное вино у очага, разговоры за полночь.

Мириэл отдернула подбородок от его указательного пальца:

– Слишком поздно. – Она с омерзением содрогнулась. – Я скорее соглашусь поужинать с дьяволом. Только тронь, закричу.

В его лице отразилась обида, мгновенно сменившаяся гневом.

– Ты – моя жена. Думаешь, монахини станут вмешиваться? – презрительно сказал он. – Я могу задрать на тебе юбки и овладеть тобой прямо на полу гостевой комнаты, и никто не придет тебе на помощь.

– Я и сама способна постоять за себя. – Мириэл попятилась к очагу и схватила железную кочергу. – Один шаг, и эта штука вонзится прямо в твое толстое брюхо.

Роберт побагровел. Он смотрел на нее, и по блеску его глаз Мириэл поняла, что он прикидывает, сумеет ли он обезоружить ее так, чтобы самому не пострадать.

– Я не шучу. – Она подняла кочергу, и, хотя внутри у нее все дрожало, рука оставалась абсолютно твердой. Роберт был жесток, но грязную работу за него всегда выполняли другие.

У него задергалась щека.

– Чокнутая стерва. – Его голос полнился столь же сильным отвращением, какое испытывала к нему она. Развернувшись на каблуках, он шагнул к выходу и распахнул дверь. В прихожей ждали Игнатия с Аделой.

– Отведите жену в ее комнату, – холодно обратился он к монахиням. – И держите ее крепче. Боюсь, у нее начался приступ буйства.

Мириэл отшвырнула кочергу, на которую в ошеломлении смотрели женщины, и с гордо поднятой головой прошествовала за дверь.

– Реакция на буйное поведение мужа, – бросила она монахиням.

Игнатия крепко взяла Мириэл за руку. Уже успев помучиться с одной сумасшедшей, она явно не собиралась рисковать со второй. Мириэл и не думала сопротивляться. Она даже была рада, что ей есть на кого опереться, потому что после стычки с мужем у нее подкашивались ноги. Роберт смотрел ей вслед; она чувствовала его сверлящий взгляд на своей спине.

Завтра на болоте, догадалась Мириэл, он убьет ее.

Во время прилива Николас подвел к берегу свое судно с малой осадкой, приспособленное для плавания на мелководье. Вот так же на рассвете сто шестьдесят лет назад здесь высадились на галечный берег Певенси[23] нормандские воины. Николас спрыгнул в воду с носовой части парусника и в серых рассветных сумерках побрел к берегу. Солнца не было; над унылыми болотами стелились низко, вихрясь и клубясь, клочья серого тумана. Казалось, это танцуют привидения.

Матросы настроились на ожидание. Из переносных жаровен на палубе потянулись вверх языки огня, в воздухе запахло жареным мясом. Николас направился через пастбище к монастырю Святой Екатерины. На нем был стеганый комбинезон, защищавший его от холода и неожиданного нападения, в ножнах на бедре прятался длинный кинжал, короткий плащ не сковывал движений. Через плечо он нес веревку с железным крюком на конце.

Он пробирался сквозь заросли высоких камышей, шел по мокрой траве – настоящее тепло еще не наступило, и земля не успела просохнуть. Прямо перед ним с резким криком вспорхнула цапля. Николас даже разглядел ее грозный желтый клюв с белыми завитками, словно орнамент на свитке.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он выкарабкался на берег неподалеку отсюда, волоча за собой расписной деревянный сундук. Интересно, если бы он знал тогда, как этот трофей повлияет на его судьбу, стал бы он так отчаянно бороться за обладание им? Пожалуй, да. Иначе зачем он сейчас здесь?

Николас остановился, чтобы перевести дух, хотя задыхался он не от быстрой ходьбы. Одышка и дрожь в животе были вызваны мыслями о скорой встрече с Мириэл и о том, как освободить ее из монастыря. Над пастбищем разносилось, растворяясь в тумане, блеяние овец. Должно быть, он сейчас поблизости от того места, где она когда-то нашла его умирающим от холода и измождения. Ему вдруг пришло в голову, что жизнь идет кругами, как расходятся круги от камня, брошенного в воду. Камнем была гибель его отца, а сам он сейчас находится на крайнем кольце утихающей ряби – завершает цикл. Или цикл уже завершен, и он