– Да с рождения.

– Не знаешь ли дом Кожина в Петроверигском переулке?

Кухарка от неожиданности остановилась, более внимательно меня оглядела. Да, конечно, вид непрезентабельный, одежда помята, запашок рыбный чувствуется, бороды нет, так, щетина трехдневная. Видно‚ я ей не глянулся.

– А какое у вас дело к барину?

– А вот дело я обскажу самому барину. Кто сейчас хозяин? Не Михаил ли?

Кухарка вздохнула.

– Стар уж Михаил, еле ноги таскает, сидит себе в кабинете, делами-то заведует его старшенький – Юрой зовут.

«Ба, да не в мою ли честь?»

– А с головой у старого-то барина хорошо? У меня ведь к нему дело.

– Хворает часто, да забывать кое-что стал, однако сыновья – их двое у него – слушают отца. Эвон наследство какое – заводы водочные, каменный завод, где камень белый для домов пилят, да много чего еще.

– А мать его где же, Анастасия?

– Барин, да умерла уже, почитай, годков как двадцать тому. Муж ее где-то в плавании сгинул. Говорят, разбойники на судно напали, он и погиб, да вот что еще странно, тела не нашли. Старый слуга, на что уж убивался, все тело искал, да так и не нашли. Хозяйка старая все ждала, замуж не выходила. Сама-то я не видела, да от матери знаю, мы в этом доме уже третьим поколением служим.

Она вдруг резко остановилась.

– А пошто расспрашиваешь меня? Не тать, поганое дело замышляешь?

– Что ты, спаси тебя Господь! – Я перекрестился. – Родственник я их дальний, из Рязани.

Кухарка успокоилась.

– Да, в Рязани у них и дом был, а остался ли кто из родных, не ведаю. Вот мы и пришли, мы с черного хода, холопы. Хочешь – доложу о вас, боярин, коли родня.

– Конечно, хочу, вот только помоги платье привести в порядок, попачкался я немного.

После того как совместными усилиями мы уже на заднем дворе слегка почистили брюки, рубашку и пиджак, кухарка ушла, бросив напоследок: «Стой здесь, сейчас доложу, а уж примет или нет – не мне решать».

Не было ее долго, с полчаса. Небось, сначала на кухню продукты занесла да подругам новость о родственнике пересказала. Наконец из-за угла дома показался молодой хозяин, я понял, что старший сын. Лицом похож на Михаила, а фигурой – не знаю, я ведь Мишу взрослым не видел.

– Кто меня спрашивает?

Я поклонился слегка, чай‚ не старик буду, да и посмотреть – все вокруг мое, только доказать нельзя будет. Есть в доме купчая на дом на мое имя, только, сколько уж лет прошло, меня уже и быть не должно – а вот есть я, стою на земле.

– Родственник я ваш, Кожин Юрий, из Рязани, с барином Михаилом потолковать хочу.

Молодой хозяин скептически меня осмотрел, хмыкнул, но ничего не сказал, махнул рукой и пошел к парадному входу. Зайдя в дом, показал на людскую.

– Подожди здесь. – И пошел наверх.

Я знал расположение дома, знал, где был мой кабинет. Воспоминания нахлынули с новой силой. В этом доме я отбивал нападение поляков, здесь я провел счастливые годы с Настенькой и Мишей. А теперь и Насти нет, да и Михаил старик. Узнает ли? Сердце в груди глухо бухало, во рту пересохло. На лестнице раздались шаги, сверху спустился сын Михаила.

– Пойдемте, барин ждет.

Иду по знакомой лестнице, поворот, коридор, знакомая дверь в коридор. Все по-прежнему. Захожу в кабинет, в углу за столом сидит седой старик, лет семидесяти пяти, точнее сказать сложно.

Я громко поздоровался. Старик вздрогнул.

– Подойди поближе, человек! Голос знакомый, да признать не могу.

Я подошел, старик долго вглядывался, затем откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. К нему подскочил сын:

– Что, плохо?

– Нет, сын. Усади гостя, дай с дороги сбитня. Угостил ли ты его?

– Нет, – растерялся сын.

– Распорядись, пока мы поговорим.

Я пока оглядел комнату – почти все осталось неизменным – те же картины на стенах, стол, шкаф с книгами. Михаил открыл глаза, требовательно сказал:

– Рассказывай. Ты мне очень напоминаешь одного человека. Но этого быть не может, потому как минуло уже много лет.

Я вздохнул, придется правдоподобно врать. В случившееся со мной на самом деле никто не поверит. Сожгут на костре как оборотня… и дело с концом. Можно иначе – на дыбу и кнутом, кнутом, пока правду не скажет. Оба варианта меня не прельщали.

– Долгий разговор будет, брат Михаил!

– Ничего, у меня время есть, если расскажешь что интересного – награжу, а ежели попусту время отнимать будешь – сразу уйди, стар я стал, устаю быстро.

– Хорошо, – решил я рассказать придуманную версию. – Мы с тобой, Михаил, братья. Когда отец с Сидором на судне поплыли, на них разбойники напали, сеча изрядная вышла.

Михаил кивнул:

– Про то ведаю. Сидор после того случая в Москву вернулся, все рассказал. Троих убитых привез, вот только одного тела среди них не было.

– Да, – кивнул я. – Отца по голове сильно ударили, упал он в воду и течением его вниз снесло, выгреб кое-как да и к берегу. Полежал маленько, вниз по течению шла купеческая шхуна, его и подобрали.

Старик мелко-мелко затряс головой.

– Так вот почему Сидор тело найти не мог. Говори же, говори дальше, я весь в нетерпении.

– Плохо то, что отец потерял память – не помнил как его звать, чем занимается, какого рода-племени, даже где живет, и то забыл.

– Да-да, я слышал, бывает такое.

– До осени простым матросом ходил отец на шхуне. Как лед на реке встал, прибился к женщине одной, сестре матроса со шхуны, стали жить, потом я появился. Так и плавал, купцу на судне помогал, да случай занес его через много лет в Рязань. Увидел он дом свой старый в Рязани и вспомнил, как звать его, что лекарь он по занятию, да фамилией Кожин. Да случилась на зиму лихоманка, заболел отец тяжело, перед смертью меня позвал, рассказал как есть все, что была у него любимая жена и сын Михаил, правда приемный. Сильно горевал, что к жене не вернулся, да вишь – память отшибло. Просил волю его исполнить – найти вас в Москве, обсказать все, да прощенья попросить.

По щекам старика текли слезы, он сидел с закрытыми глазами. Потом рукою вытер слезы:

– А мы его здесь искали, мама перед смертью просила – если узнаешь, где похоронен, на могилку съезди, поклонись от меня. Да только стар я уже, не доехать. Что еще передавал ли?

Я решил – если врать, то уже до конца.

– Отец завещал мне деньги, что были в управление банком в Рязани отданы. Бумаги на то – в подвале его дома в Москве, в Петроверигском переулке. Где в подвале – он мне про то подробно обсказал.

Михаил покивал головой.

– Сейчас покушаем, долго мучались мы, мама и я, о судьбе отца, а тут Господь сподобил, на своих последних днях все узнал. Дай обниму тебя, брат!

Мы обнялись. Мне давно хотелось его обнять и утешить, но я не знал, как он к этому отнесется, примет ли он меня, поверит ли в мой рассказ.

Я поглядел на картины.

– Отец мне про них рассказывал, да просил поинтересоваться – целы ли серьги и кулон с изумрудами.