– И что, на этом можно сделать деньги?

– Абрам, а я похож на сумасшедшего?

Он посмотрел на меня:

– Пожалуй, нет.

Посидел, повздыхал, поглядел на меня:

– А может и мне что-то купить?

– Решай сам, картины в цене будут расти, это хорошее вложение капитала, но не быстрое.

Алчный блеск в глазах Абрама померк.

– Ладно, я попробую узнать, но раньше я не слышал, чтобы кто-то на Руси картинки покупал.

Мы раскланялись. Да, я утвердился в решении собирать картины, иконы, книги. Это вложения на века и оценить смогут только потомки, даже не Миша или его дети. Смогут ли только сохранить? Третьяков родится значительно позже.

После некоторых размышлений направился в ближайший храм. Поставил свечи, помолился у иконы святого Пантелеймона – покровителя врачей и болящих, щедро одарил священника серебром.

– Батюшка, хочу приобрести несколько хороших икон домой, как это можно сделать?

– Сын мой, сходи в иконописную мастерскую, закажи иконописцам.

– А может, есть небольшие иконы, которые для церкви маловаты, а для дома будут в самый раз, я сделаю для храма хорошее пожертвование.

– Подожди, сын мой.

Священник ушел в боковую дверь. Долго не было его – около получаса. Затем он вышел, неся в руках небольшую, размером с книгу, икону.

– Вот, святой Георгий.

Я перекрестился, поцеловал икону и приложился к руке батюшки.

– Спасибо!

Достал кожаный кошель с серебром и отдал батюшке, он пробормотал слова молитвы и перекрестил меня. На прощание я спросил:

– А где хорошая иконописная мастерская?

– Езжай в Сергиев Посад, там хорошие мастера.

Ну что же, и на том спасибо.

Дома я разглядел икону – на доске, без оклада, но работа явно старая, краски хоть и яркие, но уже в мелких трещинках. Я взял лупу, осмотрел – подписи иконописца нигде не было. Ладно, начало положено, я повесил икону в своем кабинете.

Пасмурным зимним днем, когда начало смеркаться, в кабинет постучал Сидор, доложил, что у ворот толпятся татары – все конные, одеты богато, хотят меня видеть.

– Проводи главного в мой кабинет, сам из кабинета не уходи, будь при оружии – но чтобы его видно не было – нож, кистень. Неизвестно, зачем они приехали, татар-то мы с тобой обижали иногда, когда они нападали.

Сидор ушел, я сунул заряженный пистолет в стол – басурмане, с них станется. В коридоре послышались шаги, Сидор постучал и проводил в комнату невысокого молодого татарина. Был он в лисьей шапке, расшитом зимнем халате, поверх которого была накинута на плечи бобровая шуба, на ногах красные сафьяновые сапоги. Из-за края шубы выглядывала рукоять сабли, усыпанная самоцветами. Богатенький татарин, небось – мурза. Я встал, предложил гостю сесть, Сидор принял шубу. Татарин начал разговор на неважном русском, но я сразу перешел на татарский, тот не показал вида, но по глазам я видел – удивлен. После расспросов – живы ли мои родственники, здоровы ли дети и жена – соблюдая восточный этикет, татарин перешел к главному. Сам он сын мурзы из ногайских татар, отец его – мурза большого кочевья – заболел, местные шаманы вылечить не могут, будучи в Казани по делам, ему сказали обо мне. Пришел просить – надо отца лечить, у них давно, уже во втором колене – замирение с русским царем, саблю ему на верность целовали. Если отец умрет, волнения могут быть, есть люди, что склоняют пойти под османов. Вся надежда на меня.

– А где отец?

– Здесь в Москве, на татарском подворье.

– Везите его сюда, надо смотреть больного.

Татарин сорвался с места, едва накинув шубу, сев на лошадь, пустил ее в галоп. Сопровождающие бросились следом. Через час—полтора к дому подкатили сани, где на коврах лежал больной. Татары на ковре перенесли его в дом, занесли в трапезную, уложили на широкую скамью. Все, кроме сына, вышли. Я порасспросил мурзу о жалобах, прощупал живот. Мурза был худ, через живот можно было прощупать даже позвоночник. Похоже, язва желудка, надо оперировать, но мурза слаб. Подлечить бы его, подкормить – получится ли, как только мурза кушал, его рвало, причем даже с кровью, вероятно, язва была старой, уже было стенозирование привратника, говоря по-русски – рубцы стягивали выход из желудка. Операция сложная, тяжелая, как для больного, так и для врача. Не хотелось мне браться за это дело, ох не хотелось.

Я сел и задумался. Молодой татарин, видя мои сомнения, стал обещать хороший бакшиш.

– Золото, серебро, хороших коней, только лечи.

Я объяснил татарину, что надо разрезать живот, это сложно и больно, отец его слаб, может не выдержать операции. Мои слова охладили его пыл, он тоже задумался. Старик в разговоре не участвовал, лишь стонал.

– Если отца не лечить, он умрет?

– Да!

– Значит, лечить надо, вдруг получится.

– Хорошо, привозите его завтра с утра. – Я назвал адрес госпиталя, где работали мои помощники.

Все-таки ребята значительно поднаторели в искусстве врачевания, помощь будет при операции, да и выхаживать после операции легче, не на одного нагрузка будет. Татары подхватили мурзу, так же на ковре унесли его и уложили в сани.

Сидор повернулся ко мне:

– Не брался бы ты, Юрий. Я не знаю медицины, не лекарь, но вижу – тяжелый больной, не дай бог – умрет, не выдержит – видишь, он уже ходить не может. Татары тогда мстить будут – злопамятный народец.

Я и сам не горел желанием ввязываться в эту авантюру, да еще и Сидор подливал масла в огонь. Нет, уж решил так решил. Мурзе, кроме меня, точно никто не поможет, да и данное слово я привык держать. С утречка отправился в госпиталь. Мои помощники были уже там, скоро привезли и мурзу. Татары перетащили его в комнату, один остался: то ли для охраны, то ли прислуживать, то ли за нами наблюдать. Я ему строго сказал:

– Сиди, помогать мурзе можешь – воды подать, горшок вынести, только нам не мешай.

Татарин уселся в углу на пол, на скрещенные ноги и замер. Мы обсудили с помощниками состояние мурзы, решили сначала его подкормить – бульоны, отвары трав, жидкие каши, протертые супы. Пусть хотя бы с неделю окрепнет, потом будем думать об операции. Здесь таких я еще не делал, надо инструмент приготовить, восстановить в памяти ход операции.

Всю неделю мы выхаживали мурзу, он немного окреп, стал сам сидеть в постели. После осмотра я решил оперировать, ассистировать будет Петр, мой давний, еще из Рязани помощник, он уже набрался опыта, сам делал небольшие операции.

С небольшой дозы опия старик впал в прострацию, мы начали операцию. Когда добрались до желудка, нашли застарелую язву, выходной отдел желудка был деформирован, стянут рубцами, на ощупь не пропускал даже мизинец – вот откуда рвота, похудание. Пришлось менять план операции – не язву ушивать, а делать резекцию двух третей желудка. Далее операция прошла гладко.

Выходил старик из-под действия опия медленно, организм был очень слаб. Один из нас постоянно дежурил возле него, не считая сиделки и молчаливого татарина в углу. Сын мурзы посещал отца каждый день, но пока мы его в палату не пускали. На удивление, мурза стал поправляться быстро, через неделю вставал, через две уже ходил, прижимая руки к животу. Затем стал набирать вес, лицо его стало разглаживаться‚ и я увидел, что он и не старик еще – лет сорок пять, просто болезнь довела. Через месяц