которого я в доме не видел. Дед явно не допускал, чтобы эта мразь попадала ко мне в руки. Фотографии аборигенов. Сравнение с фотографиями обезьян. Ужасный результат скрещения рас — китаянки с европейцем (но в подобные дегенеративные союзы, как сообщалось в книге, вступали, из всех народностей Европы, только французы). Высказывания о японской расе были сдержанными. Зато много страниц было посвящено врожденным расовым дефектам англичан: двойные подбородки у женщин, багровые носы на пьяных лицах у мужчин. На картинке женщина в британском кепи, распущенного вида (только листы «Таймс», словно балетная пачка, прикрывали ее наготу), стояла перед зеркалом и любовалась, как Times, отражаясь задом наперед, читается Semit. Что до евреев в собственном смысле, выбор был богатейший: крючковатые носы, небритые щеки, свинячьи раскатанные, похотливые губы, зубы навыкате, брахицефальный тип черепов, выдающиеся скулы и печальные иудины глаза. Из фраков вываливаются наглые акульи пуза, по пузам тянутся золотые цепочки от края и до края, загребущие руки лезут грабить достояние пролетарского народа.

Кто-то, думаю, дедушка вложил между этими страницами пропагандистскую открытку, на которой чрезвычайно похабный семит на фоне статуи Свободы протягивает клешни прямо к зрителям. Доставалось и не только евреям.

Жуткий негр в ковбойской шляпе ковыряет черномазой лапой белоснежное бедро Венеры Милосской. Рисовальщик забыл, вероятно, что мы объявили войну, в ряду прочих и Греции, а следовательно — какое нам отныне могло быть дело, если черная скотина лапает греческую инвалидку, муж которой носит юбку и дурацкие ботинки с помпонами?

Контраста ради, в том же журнале воспроизводились и чеканные профили представителей расы италиков. Поскольку носы Данте и некоторых кондотьеров никак нельзя было назвать небольшими и аккуратными, для подписей была избрана формулировка «орлиное племя». А дабы окончательно развеять какие бы то ни было сомнения в арийской чистоте моих соплеменников, в школьной хрестоматии приводились убедительные стихи о дуче (Квадратный подбородок, ясный взгляд. Квадратный торс. Се шествует колонна! И голос хлещет, будто водопад) и проводилось сопоставление мужественных черт Юлия Цезаря и лика Муссолини (о том, что Цезарь заваливал в койку молодых легионеров, я узнал лишь позднее, из энциклопедий).

Итальянцы все были красавцы. Красавец Муссолини на обложке иллюстрированного журнала «Tempo» гарцевал с мечом наголо (это была настоящая фотография, а не аллегорический рисунок — что, он так с мечом и ходил?), знаменуя объявление войны. Красавец чернорубашечник на другой обложке грозил: «Долой врага!» — и сулил: «Победа будет за нами!» Красивы были римские мечи, нависшие над Великобританией, красив заскорузлый крестьянский кулак с большим пальцем к земле — «Добей!» — на фоне горящего Лондона, красив могучий легионер, покидающий развалины Амба-Аладжи с обещанием: «Мы возвратимся!»

Сплошной оптимизм. По радио продолжали вещать, что «он был толстяком, был он и весельчаком, прозывался Пузиком, он плясал казачком, покатился кувырком, кругленьким бутузиком, рухнул, ухнул прямо в ров, испугался будь здоров по такому случаю, но не сгинул во рву, удержался на плаву, толстяки — плавучие».

Самое же красивое, что я видывал в журналах и на рекламных вывесках, — это были девы чистопородной итальянской расы, с большими грудями и плавными перегибами тела, супермашины для детопроизводства, антиподы костлявых английских мисс и порочных барынь, ценившихся в былое плутократическое время. Ныне в моде были ладные, справные девушки, именно они соревновались в конкурсе «Пять тысяч лир за улыбку». Сочные фемины, владелицы аппетитных ляжек и задов, многозначительно облепленных юбкой-приманкой, размашисто шествовали по рекламным плакатам, в то время как радио сообщало, что «очи черные прекрасны, голубые — ничего, ну а ножки, ну а ножки интереснее всего» (mа le gambe, mа le gambe а mе рiасciono di piu).

Неотразимы были героини популярных песен: и «поселянки-красотки», и городские штучки, такие как посыльная из модной лавки «bella piccinina» («кро-о-шка-малышка»), разносящая клиентам картонки по миланскому центру, «только лишь слегка припудрив носик», а в особенности — наездницы велосипедов, воплощение вольной и дерзкой женственности, обладательницы «высоких и стройных» ног с «точеными коленками».

Col visino mezzo incipriato e il piu bel sorriso spensierato giri per il Corso piu affollato col tuo scatolone di novita. Oh, bella piccinina che passi ogni mattina, sgambeitando lieta tra la gente, canticchiando sempre allegramente. Только лишь слегка припудрив носик, на меня в толпе ты глазки косишь и с улыбкой радостной проносишь модные перчатки и духи. О, кро-о-шка-малышка, как ты от меня проходишь близко, набекрень подвинувши беретик, напевая весело куплетик… Ma dove vai bellezza in bicicletta cosi di fretta pedalando con ardor, le gambe snelle, tornite e belle mi hanno gia mcsso la passione dentro al cuor… Как резво, красотка, ты крутишь педали высокой и стройной ногой! Коленки точеные быстро мелькают, и сердце летит за тобой… Quando noi vediaino una ragazza