Я повернулся и пошел прочь. Шум прибоя и возмущенные вопли Жака постепенно стихли за спиной. Я был очень доволен собой. Если Капитан меня не надул - Жак ничего не теряет. Если надул - тем хуже для Жака. Соломоново решение.

Чем дальше на берег - тем выше здания, чище улицы, ярче фонари, к тем сильнее меня одолевала усталость. Я не удержался от искушена войти в первый же бар. Бархатные гардины, свет, не режущий глаз, кожаные кресла, миловидная официантка. Она равнодушно поставила передо мной пиво, но получив щедрые чаевые, стала куда как любезнее.

Но отдохнуть, потягивая пиво и заигрывая с официанткой, мне не удалось. Очень уж много “грязных свиней” шастало по этому городу, причем всегда по двое. Когда парочка этих несимпатичных зверушек ввалилась в бар, сердце мое ушло в пятки. “Чего ты боишься? - укорил я себя. - У тебя же отменная ксива!”

Полицейские обошли зал, проверяя у посетителей документы, и наконец остановились возле моего столика.

- Добрый вечер, начальнички, - ухмыльнулся я.

- Нечего зубы скалить! Показывай!

Я протянул “корочки”. У того, кто в них заглянул, аж ноздри раздулись от радости.

- Ты только погляди на этого орла! - толкнул он локтем напарника. - Это же сам Жак-Шутник! Каким ветром тебя занесло в наш район, дружище! Ну, теперь все.

- Да что вы, ребята! - сказал я с дрожью в голосе. - Я сейчас же вернусь.

- Поздно! - хором заявили патрульные, защелкивая браслеты на моих запястьях.

- Слишком поздно, - добавил тот, у которого раздувались ноздри. - Все, Жак. Ты теперь в армии. Береговая полиция тебе не поможет.

“Перестарался, - с горечью подумал я, выходя из бара в сопровождении полицейских. - Похоже, с этой минуты начинается моя головокружительная военная карьера…”

Мне отвели тесную камеру с жёсткой койкой, но я не стал скандалить. После напряженного дня нужен был только сон. Должно быть, я захрапел, не успев коснуться головой грязной подушки. Спал я как убитый, а разбудил меня луч света, проникший сквозь крошечное зарешечённое окно.

- Знаешь, а ведь могло быть хуже, - попытался я себя приободрить. И тут же мрачно возразил: - Куда уж хуже!

Мой живот заурчал, требуя еды и питья, и мне стало совсем грустно.

- Плакса! - обругал я себя. - Вспомни, что ты уже перенёс. Не горюй. Пока у тебя отобрали только кинжал, зато остались деньги, “ксива” и…

“… И отмычка”, - добавил я мысленно. Присутствие этого маленького инструмента согревало душу. Появилась надежда на побег.

- Есть хочу! - завопил молодой человек в соседней камере и принялся трясти решётчатую дверь.

- Дайте пожрать. Мы ведь не преступники! - подхватил другой.

- Мне мамочка всегда подавала завтрак в постель… - Последняя фраза не вызвала у меня сочувствия, но идея насчет завтрака пришлась по сердцу. Я тоже заорал что было сил.

- Ладно, ладно, заткнитесь, - раздался грубый голос. - Жратву уже несут, хотя будь моя воля - я бы вам показал, как уклоняться от призыва!

- Кагал на твою голову, сержант. Что-то я не замечал в армии твоей толстой задницы. - Я отыскал взглядом того, кто это произнёс. Парень держался чуть смелей, чем остальные нытики.

Ждать пришлось недолго, хотя вряд ли стоило это делать. Обычный суп с лапшой и сладкой красной фасолью - не самое подходящее блюди для завтрака, на мой взгляд. “Любопытно, - подумал я, - что нам предложат на ужин?”

Времени для раздумий на подобные темы была бездна. После кормежки никто в нашем зверинце больше не появлялся. Глядя в потрескавшийся потолок, я помаленьку пришёл к выводу, что моя злая фортуна на самом деле не так уж зла. Ведь я - живой и здоровый - попал-таки на Невенкебла! Впереди - многообещающая карьера. Осмотрюсь хорошенько, узнаю, кто тут чем дышит, - глядишь и найду дорожку к генералу Зеннору, или как его там. Ведь он - в армии, и я скоро там окажусь, выходит, это удача, что меня загребли. К тому же у меня есть отмычка. Когда придёт время, возьму и исчезну. Да и не гак плохо в армии, в конце концов. Ведь и был солдатом на Спайовенте, не впервой.

До чего же здорово мы умеем пудрить себе мозги!

В середине дня, когда мои товарищи по несчастью снова проголодались и подняли галдёж, залязгали и отворились двери. Вопли утихли; нас дюжину унылых парней примерно одного возраста, сковали сначала попарно, рука к руке, а потом длинной цепью вместе. Впереди ждала неизвестность.

Оступаясь, натыкаясь друг на друга и переругиваясь, мы вышли па тюремный двор и забрались в оборудованный решётками кузов грузовика. Машина сразу выкатила на людную городскую улицу. Я заметил, что одежда прохожих не такая, как на материке, автомобили - необычной формы, но с первого взгляда стало ясно, что технический прогресс шагнул здесь довольно далеко.

Так и есть: островитяне сознательно отрезали себя от мира. Разумно, хоть и эгоистично.

Закоренелым преступникам вроде нас даже скамеек в кузове не полагалось. Мы стояли, вцепившись в прутья решеток, и на поворотах валились друг на дружку.

Худощавый темноволосый парень, прикованный к моему запястью, тяжко вздохнул и спросил:

- Давно ты в бегах?

- Всю жизнь.

- Ха, смешно. А я - полгода. Шесть коротеньких месяцочков. Ну, теперь - конец.

- Так-таки и конец? Мы же не помирать, а служить идем.

- Какая разница? У меня брата в прошлом году забрали, так он ухитрился переправить нам письмо. Потому-то я и спрятался… Он такое пишет…

Зрачки моего собеседника расширились, он содрогнулся. Туч машина остановилась, и нам велели вылезать.

Картина, открывшаяся моим глазам, пришлась бы по вкусу самому извращенному садисту. Площадь перед высоким зданием забита самыми разнообразными транспортными средствами. Из них сотнями, а может, и тысячами, выбираются юные рекруты с одинаковой обреченностью на лицах. В наручниках только наша маленькая группа - всех остальных привели сюда жёлтые мобилизационные предписания. Некоторые из парней отпускали шуточки насчёт нас, закованных, но наша дружная ругань заставляла их прикусить языки. Ведь мы, что ни говори, пытались - пусть неудачно - избежать насильственного призыва. Впрочем, армейскому начальству определенно было наплевать, каким путем добыта очередная порция пушечного мяса. Как только мы вошли в здание, нас освободили от оков и затолкали в толпу. Нас поглотила безликая военная машина.

Мы встали в конец длинной очереди, к одному из столов, за которыми сидели седовласые толстушки, годившиеся нам в бабушки. Толстушки все как одна носили очки, поверх которых глядели на нас, стуча на пишущих машинках. Наконец подошла моя очередь, и меня одарили улыбкой.

- Документы, молодой человек.

Я протянул “ксиву”. Женщина сверила дату и имя с множеством анкет. Я заметил провод, идущий от машинки к центральному компьютеру. К счастью компьютер не нашёл противоречий.

- Возьмите, - улыбнулась старушка, протягивая мне пухлую папку с бланками. - Поднимитесь на четырнадцатый этаж. Успешной вам службы.

Поблагодарив её, я направился к выходу и наткнулся на плотную стенку из неулыбчивых военных полицейских.

- Мне на четырнадцатый этаж, - деловито сообщил я ближайшему из них. Поигрывая дубинкой, он указал глазами на лифт.

Кабина лифта была огромна, но и нас набилось в неё человек сорок. В жуткой тесноте мы поднялись на