Деревьев здесь хватит на целую изгородь.

— Как придумал городьбу строить? — удивляется Пинэтаун.

Показываю юноше завал бурелома. Долго намечаем трассы двух изгородей. Выбираем самые узкие места долины. Построим тут преграды — получим огромный, тридцатикилометровый загон с отличными пастбищами.

Домой возвращаемся поздно. Луна освещает неприступные стены долины. У палатки горит костер. Кымыургин давно поджидает разведку. Пастухи прижали табун к речке; где-то близко шумит вода. Олени отдыхают, пережевывая жвачку. В полночь они зашевелятся, поднимутся и вконец умаят пастухов будут рваться в манящую темноту.

Почти неделю не смыкаем глаз, рубим и валим деревья, сметая ближние островки леса. Нет ни гвоздей, ни проволоки. Козлы из жердей вяжем гибкими прутьями тальника, укладываем стволы, не обрубая сучьев. Работа кипит. Изгороди получаются на славу — они наглухо запирают тридцатикилометровый отрезок долины. Ни один олень не пройдет сквозь эти завалы.

Вчера мы загнали табун в последний пролет изгороди, закрыли ворота жердями и повалились спать. Лишь дежурные пастухи обходили места, где изгороди упираются в боковые осыпи.

А сегодня целый день втроем объезжаем огражденный участок. Табуна не видно, олени рассыпались по всей долине: охотятся за грибами, добывают на галечных отмелях лакомые корешки, бродят на пологих террасах, пробуя пушистые ягельники.

— Посмотри, Ромул, вольно пасутся, как на острове.

— Совсем хорошо… — кивает Ромул. — Все долины городить надо — мало пастухов в тайге понадобится.

Действительно, если построить лабиринт изгородей, используя похитрее естественные преграды, можно избавиться от потерь, перевести на вольный выпас в тайгу громадные стада тундровых оленей. Любуемся изгородью, не подозревая, что спустя год наш опыт в Широкой долине поможет открыть дорогу в Колымскую тайгу крупному северному оленеводству.

Дальнюю изгородь мы построили почти у входа в боковой распадок. Любопытная картина открывается перед нами. С десяток рослых ламутских хоров[11], принюхиваясь к чему-то, бредут по ту сторону изгороди.

Костя торопливо разбирает ограду:

— Загоним к себе, а потом обменяем у чертей на потери.

— Брось!.. Нельзя трогать чужих оленей, — хмурится Ромул.

Он не желает нарушать неписаный закон оленеводов.

— Да они же совхозный табун чуть не хапнули!.. — возмущается Костя. Чего церемониться?

И все-таки Ромул прав.

— Ладно, черт с ними!.. Пусть бродят. — Костя опускает ствол на место и вдруг хохочет во все горло: — Представь, какую рожу скорчит старик… Все его хоры сбегутся к нашей изгороди.

Наступает гон. Наши важенки, упрятанные за изгородью, сманят в Широкую долину вольно пасущихся обитателей гор. Даже Ромул не может сдержать улыбки и прыскает, кусая губы. В глазах его вспыхивают искорки. Давно я не видел бригадира веселым.

— Потеха… За хорами потянутся важенки… В пух разнесем кольцо Чандары!

Костя размахивает руками. Привязываем учагов, располагаемся отдохнуть у изгороди. Последние дни, полные напряжения, вымотали силы. Уже давно не видим муки, крупы, сахара. Мечтаем о корочке хлеба, о гречневой каше, о лепешках на соде. Голода не чувствуем — питаемся свежей олениной, рыбой, грибами, ягодами. Но какая-то слабость томит организм, привыкший к хлебу и крупам.

— Не пора ли отправить вьючных оленей за продуктами на факторию? спрашиваю Ромула.

Он курит трубку, о чем-то задумавшись.

— Пастухов теперь много… Однако, можно. Косте на факторию ходить надо, много продуктов привезет… — улыбается Ромул.

— Не отвертится торгаш — двойную норму вытрясу! — усмехается Костя, раскуривая пузатую козью ножку, заправленную размятыми сухими листьями.

Табак у всех кончился. Решаем отправить вьючный караван на рассвете. Поведут его Костя, Кымыургин и Афанасий.

Намечая этот поход, мы не знали, что непредвиденные и драматические события надолго задержат выход вьючного каравана на Омолон.

Утомленные походом, мы незаметно задремали в тени изгороди. Близкие голоса разбудили нас. Кто идет? Долго ли спим?

— Чужие люди!.. — шепчет Ромул, приподнимаясь на локте.

Костя бесшумно вытаскивает из-под седла винчестер. Раздвигаю смолистые гущи изгороди. Совсем близко, на галечной трассе, стоят двое; на поводу у них верховые олени, крупные, как лоси. Люди громко переговариваются на гортанном языке, указывая то на изгородь, то на пасущихся оленей. Да это же Крепкая Рука и старик из стойбища Круглой долины. Уж не пожаловал ли Чандара в гости? Почему его не видно?

К изгороди подползают Ромул и Костя. Бригадир успокаивается. На седлах у пришельцев висят арканы, винчестеров нет. Ромул внезапно поднимается и громко здоровается, по-ламутски.

— Аеи-и! — вскрикивает старик, подпрыгивая и озираясь.

Крепкая Рука неторопливо повертывается всем корпусом. Черные волосы рассыпаются на плечах. Бронзовое лицо невозмутимо, лишь глаза блестят, выдавая глубоко скрытую тревогу.

— Зачем пугаешь, в гости пришли, — обращается старик к Ромулу.

Он с опаской поглядывает на Костю, обросшего рыжей щетиной. Молодой ветеринар хмуро опирается на винчестер. Ромул показывает приезжим калитку в изгороди. Откидываем жерди, пропуская гостей. Палатка наша далеко, и бригадир приглашает к походному костру. Раздуваем огонь, кипятим чай в чумазом походном котелке. Старик снимает седла, отпускает пастись верховых оленей и кивает на высокий лиственничный вал:

— Будто крепость. Острог, что ли?..

— Держать оленей в темные ночи надо, — усмехается Ромул.

Сложив ладони козырьком, Крепкая Рука с любопытством оглядывает загороженную долину. Повсюду спокойно пасутся олени. Он что-то говорит старику.

— Крепкая Рука думает: хорошо делали, потерь не будет, яловых важенок не останется.

— Длинноволосый прав… — оживляется Костя. — В гон все важенки и хоры будут на месте. Прибыль оленят весной сторицей окупит наш труд.

— Давно откочевали из Круглой долины? — спрашивает Ромул.

— Там же стоим… — отвечает старик. — Хорошая долина, скалы что твоя городьба.

— А это чьи олени? — киваю на ламутских хоров, пасущихся по ту сторону изгороди.

Старик переводит. Интересно, что скажет Крепкая Рука?

— У Синего Орла из табуна убежали, искать послал, — отвечает он.

Вот оно что: Чандара направил разведку высмотреть, почему не бегут к нему наши олени. Костя нетерпеливо покусывает ногти, весь наш разговор ему надоел и кажется игрой в порядочность. Не брякнул бы он гостям лишнего. Ромул спешит продолжить мирную беседу.

— Хоров ваших берите. Легко гонять — изгородь хорошая, стадо мешать не будет.

Крепкая Рука одобрительно кивает, потягивая чай, и отвечает через переводчика:

— Десять… пятнадцать ваших оленей пришли в стадо Синего Орла. Сейчас трудно ловить, по снегу возьмете.

— Зачем табуны вокруг ставили? — в упор спрашивает Костя.

— Чандара так велел, — переводит старик прямой ответ гостя. — Мой табун не мешает, далеко в