У стены амбара покоится длинная собачья нарта. Полозья ее по-старинному подбиты китовым усом. Дерево нарты побелело, а связывающие ремешки сгнили. Вешала для юколы на плоской крыше амбара развалились, а дверь, запертая деревянным засовом, растрескалась. Печать ветхости и запустения лежит на всех предметах.

Часть подворья занимает квадратный участок с кольями, вбитыми в землю, словно для подвязки виноградных лоз.

На кольях висят обрывки ремней. По-видимому, здесь держали ездовых собак на привязи. Хижина, сложенная из толстых почерневших бревен, напоминает избушку сказочной колдуньи — крутая крыша, квадратные окошечки с мутными стеклами и черная пасть открытой двери.

У порога валяется ржавая консервная банка с полустертыми английскими буквами, пустая зеленая бутылка из-под ямайского рома и сломанный матросский нож.

Снаружи, на стене хижины, на бревне шестого венца острым ножом вырезаны морской якорь и надпись:

Согнувшись в три погибели, переступаю порог избенки и осматриваюсь. Широкий луч света, проникая через квадратное окошечко, освещает в углу белый человеческий скелет, прислоненный к почерневшей стене.

Невольно отступив, зову Пинэтауна. Юноша с ужасом смотрит на печальную картину.

Человек умер, сидя на деревянных нарах. Груда истлевших лохмотьев прикрывает скелет.

На столе, рядом с нарами, валяется опрокинутая чернильница, нераспечатанная проржавевшая банка американских консервов, оловянная ложка и жестяная кружка, перевернутая вверх дном.

У изголовья нар, прислоненный дулом к скелету, стоит ржавый винчестер. Стреляные гильзы устилают пол хижины. Умирая, человек отстреливался. Следы пуль видны на притолоке и на пороге двери.

Посреди горницы, на возвышении, сложенном из камней, чернеет печка, искусно сделанная из железной бочки. Два грубо сколоченных стула и сундук из корабельных досок дополняют убогую обстановку мрачного жилища.

Пинэтаун поднимает тяжелую крышку сундука. В нем в беспорядке хранится зимняя одежда, испорченная сыростью: спальный мешок из шкурок пыжика, оленья куртка, расшитая бисером, меховые брюки и чукотские короткие торбаса.

Выбираемся из хижины, обследуем амбар. Отбросив деревянный засов, раскрываем дверь. Сладковатым запахом гнили пахнуло изнутри. В амбаре лежат истлевшие рыболовные снасти и гнилые веревки, дубовые бочки с тухлым сливочным маслом и синими окороками, ящики с позеленевшими морскими галетами и консервами, мешки гнилой муки, железные бочки с забродившим спиртом, заржавевшие ружья и винчестеры, дырявые цинковые ящики с патронами и отсыревшим порохом, различная посуда и мелкий хозяйственный инвентарь.

Обитатель зимовки, владея этим складом, мог долгие годы жить отшельником в полярной пустыне.

Солнце повисает над горизонтом. Пора отдыхать. Устраиваемся спать на берегу бухты, решив утром предать земле останки Василия Беляева.

Перламутровое море тихо вздыхает и шуршит галькой у наших ног. Медузы качаются в прозрачной зеленоватой воде у берега спящего залива. Закутавшись в спальный мешок, долго не могу уснуть, раздумывая о страшной судьбе человека-отшельника.

Утром, захватив с вельбота кирки и лопаты, начинаем рыть могилу. Земля, скованная вечной мерзлотой, не принимает железа. Наконец могила готова. Связав ремнями носилки из лопат, идем в хижину. Пинэтаун разгребает истлевшие лохмотья одежды, осторожно освобождая скелет. Утреннее солнце освещает сквозь окошко мрачное жилище. Осматриваю пыльные стены, надеясь найти еще надпись и разгадать историю полярного отшельника.

Возглас Пинэтауна заставляет круто обернуться. Скелет, загремев костями, валится на деревянные нары.

Пинэтаун протягивает клеенчатый сверток, туго стянутый кожаным шнурком. Рука его дрожит.

— В лохмотьях нашел, — глухо говорит юноша.

Быстро разрезаю ремешок, непослушными пальцами разворачиваю клеенку. Перед нами лежит толстый синий пакет, запечатанный сургучом.

Крупными печатными буквами дрожащей рукой умирающий вывел на конверте адрес: «Капитану Седову, в собственные руки». Распечатав конверт, извлекаю письмо, измятый лист пергамента, сложенный вчетверо, и пачку рваных документов.

На пергаменте тушью нарисована карта побережья Восточно-Сибирского моря. В левом углу карты — рисунок морского компаса. Ниже — извилистая линия берега Восточной тундры с мелкими бухтами и заливами, мысами и опасными мелями. Крест отмечает на карте мыс Баранова.

Письмо, написанное по-английски неверным, корявым почерком, читаю по складам. Словно тяжелый занавес падает, открывая тайну одинокой заимки. Перечитываю письмо Пинэтауну, медленно переводя короткие английские фразы: