от времени, потрескались. На высоте человеческого роста, у косой перекладины, темнеет выжженная, полустертая надпись:

Вот так находка… Это неизвестный памятный знак русского мореплавателя Дмитрия Лаптева.

Пестрые подушки лишайников украшают куполообразную тундру острова. Повсюду виднеются массивные плиты песчаника.

Глухой гул поднимается снизу. Наклоняюсь над краем скалы.

У подножия утеса кипят волны, плескаясь брызгами. В воде мимо мокрых камней проносятся с удивительной быстротой клочья пены. Погода остается тихой, и ярость волн необъяснима. Сверху кажется, что Каменный остров плывет в океан, крутым утесом рассекая волны. Иллюзия движения столь явственна, что на миг закружилась голова…

Сильный стрекочущий звук заставляет обернуться. В двух шагах, на плоском камне, сидит пушистый зверек грязновато-серого цвета, с большими ушами и длинным хвостом, похожий на крошечную, измазанную в грязи лисичку. Склонив голову набок, он острыми глазами смотрит на меня без тени страха. С минуту мы сидим друг против друга — большой человек и крошечный зверек у подножия черного креста, высоко над морем.

Житель уединенного острова еще не знает опасностей континентальной тундры. Встаю. Малыш следует моему примеру и ковыляет к ближней груде камней. Он идет неторопливо, поминутно оглядываясь, будто приглашая следовать за собой.

Двигаюсь следом и за глыбой песчаника вижу смешную компанию. С десяток маленьких ушастых зверьков сладко дремлют на мягкой подстилке лишайников, нагретых солнцем.

Мой ушастый проводник принимается тормошить братьев и сестер. Он покусывает их за уши, толкает и переворачивает лапами. Но все его попытки оказываются тщетными. Малыши блаженно потягиваются, переворачиваются с боку на бок, но глаз открывать не хотят.

Хриплый, отрывистый лай мгновенно поднимает зверьков на ноги. Они вскакивают и без оглядки бегут к отверстию норы между двумя плитами песчаника. Появляется мать. Она пришла из тундры и теперь наблюдает за поспешным бегством своих детенышей. Линяющая шерсть грязно-серого цвета свисает на боках клочьями. Зимнюю белую шубу песец надевает после линьки, в октябре.

Настороженная мать не уходит до тех пор, пока опасный гость не скрывается с площадки Скалистого мыса. Видно, непуганый песец не видел людей на необитаемом острове.

Спустившись к вельботу, рассказываю Пинэтауну о странном волнении у подножия скал. Решаем посмотреть, в чем дело, и обогнуть крутой мыс Каменного острова.

Вельбот двигается вдоль скалистого берега. Чайки сопровождают нас с пронзительными воплями. Шум волн усиливается. Вельбот поравнялся с высоким каменным уступом. Пинэтаун готовит паруса к повороту. Но повернуть руль я не успеваю.

Вельбот закрутился в водовороте. Паруса оглушительно хлопают. Сильная струя течения подхватывает «Витязь» и стремительно бросает на мокрые скалы. Высокие черные утесы, окутанные у подножия пеной прибоя, летят навстречу. Спустив шкоты, бросаемся к веслам, пытаясь предотвратить несчастье.

Прыгая на гребнях волн, «Витязь» промчался мимо гибельных утесов, слегка коснувшись килем подводных камней. Сумасшедшее течение, круто огибая мыс, несет вельбот, точно щепку, мимо отвесных западных берегов Каменного острова. Скорость течения все увеличивается. Весла пришлось убрать.

Куда увлекало нас неистовое течение?

Вода несется с такой силой, словно низвергается впереди в бездонную пропасть. Окончательно приводят нас в изумление буквы, выведенные белой масляной краской на каменной стене острова. Читаем на скале:

Перебирая в памяти имена немногочисленных путешественников, посещавших устье Колымы, не могу вспомнить имени, отмеченного на скалах. Кто оставил свое имя на камне пустынного острова? Надпись на скале человек мог сделать только зимой, двигаясь по льду замерзшего моря.

Течение несет вельбот с прежней силой. Впереди появляется утес, причудливо обточенный водой и ветром. Из воды поднимается каменный пьедестал и мощная львиная голова сфинкса. Миновать утес «Витязь» не может. Струя течения разбивается о подножие каменного монумента. Схватив весла, мы снова принимаемся грести изо всех сил, до тех пор пока базальтовый утес не проносится мимо левого борта.

Внезапно скорость движения «Витязя» упала. Перед нами открылась укромная бухта среди зазубренных скал. Струя течения сворачивает в море, и клочья пены теперь проносятся за кормой «Витязя». Вельбот медленно кружится в тихом омуте.

Налегаем на весла и, вырвавшись окончательно из цепких лап течения, входим в тихую заводь случайной бухты. Нас встречает дикий, пустой берег, усыпанный галькой. Иногда галечник прерывается завалами каменных глыб, сорвавшихся сверху. Бухта уходит в глубь острова, образуя скрытую гавань, защищенную от бурь.

Огибая каменные завалы, достигаем дальнего конца бухты. Это самый пустынный ее уголок.

И вдруг у подножия серых скал видим хижину. Рядом чернеет низкий амбар с плоской крышей. Одинокое зимовье ограждает высокий частокол из бревен плавника. У самой воды вверх дном лежит лодка и валяются пустые бочки. Не вьется дымок из трубы. Дверь в хижину отворена, но людей на берегу нет.

Кто поселился в этом тайном убежище, вдали от людей, на уединенном острове Колымской дельты?

Вытащив карабин, стреляю в воздух. Грохот выстрела долго перекатывается в скалах. Никто не выходит из хижины: обитатели жилья словно вымерли или не хотят встречать незваных гостей. Передаю карабин Пинэтауну и гребу к берегу.

Вельбот пристает к галечной отмели. Захватив винтовки, мы с Пинэтауном спрыгиваем на сухую гальку. Перед нами лежит лодка необычного вида. Основу ее составляет днище, искусно выдолбленное из ствола тополя. Бортовые доски, иссохшиеся и потрескавшиеся, скреплены между собой и с выдолбленным днищем сыромятными ремнями.

— Смотри, шитик… — Пинэтаун оглядывает находку с удивлением.

Такие лодки употреблялись колымскими казаками лет двадцать — тридцать назад. В 1909 году Георгий Седов на парусном шитике провел всю съемку фарватера и морского бара — наносной мели — в устье Колымы.

Уж не посчастливилось ли нам найти никому не известную стоянку отважного русского капитана?!

Но почему же остров с каменным куполом не был положен на карту Седова? Может быть, осенние штормы помешали Седову выполнить съемку Дальнего острова?

Продолжаем осмотр стоянки. На галечной отмели, рядом с разбитым шитиком, лежат пустые, выбеленные временем бочки. Дубовые клепки их прогнили и там, где касаются гальки, покрыты зеленоватой плесенью. К жилью ведет утоптанная дорожка. Однако свежих следов человека на тропинке нет. С любопытством оглядываясь, приближаемся к зимовью.

Чьи-то заботливые руки сложили плавник в высокие кучи. Обитатели стоянки готовились к долгой полярной зимовке.

Ограда из заостренных бревен напоминает палисад маленькой крепости. Очевидно, полярные робинзоны защищали зимой свое жилище от нападения белых медведей.

Калитка, сбитая из корабельных досок, падает от легкого прикосновения: сгнившее дерево не держится на ржавых петлях. Проходим за ограду.