— Ты воняешь как свинья, — продолжил Принц снова по-английски, — у тебя задница, как у гренадера, сиськи засаленные, а в панталонах ты выглядишь типичной бельгийкой. Я тебя ненавижу. — Он нежно ей улыбнулся и Паулета, которая на самом деле была очень привлекательной, послала ему воздушный поцелуй, возлегая на подушках. Она была шлюхой, ее привезли из Бельгии и заплатили десять английских гиней за ночь с Принцем, и по ее мнению, она заслужила каждую из них. Паулета считала, что Принц жуткий урод; он был до омерзения худощав, с круглой головой на смешной длинной шее. Кожа была желтоватая и вся в ямках, глаза навыкате, а рот был влажный как у жабы. Он был пьян чаще, чем трезв и в обоих состояниях считал себя лучшим во всем, и в постели и на поле боя. Ему было двадцать три года, и он был командиром корпуса в армии Веллингтона. Те, кому Принц нравился, называли его Стройным Билли, а остальные — Юным Лягушонком. Его отца, Короля Уильяма, называли Старой Жабой.

Никто, у кого имелся здравый смысл, не желал, чтобы Юный Лягушонок командовал чем-нибудь в армии герцога, однако Старая Жаба не желал и слышать о том, чтобы Нидерланды вошли в антинаполеоновскую коалицию без того, чтобы его сыну не предоставили высокую командную должность и, таким образом, политикам в Лондоне пришлось надавить на Веллингтона, и он согласился. Старая Жаба продолжал настаивать, чтобы его сын командовал британскими войсками, на что герцог также вынужден был согласиться, но поставил условие, чтобы в штабе юного лягушонка находились надежные британские офицеры.

Герцог предложил ему на выбор список надежных офицеров, но юный лягушонок зачеркнул его и заменил своим списком, состоящим из своих друзей и когда некоторые из этих друзей отклонили такую честь, отыскал других офицеров, умевших разбавить тяготы войны изрядным количеством буйных удовольствий. Принц также потребовал нескольких офицеров, бывавших в битвах, которые могли бы воплотить в жизнь его собственные идеи о том, как надо воевать.

— Найдите мне самого храброго человека! — приказал он начальнику штаба, который через несколько недель неуверенно доложил Принцу о пользующемся дурной славой Ричарде Шарпе, находящемся на половинном жалованье. Юный Лягушонок сразу же потребовал Шарпа и подсластил это требование назначением. Он льстил себе, что в знаменитом стрелке он найдет родственную душу.

Впрочем, несмотря на легкую натуру Принца, такой дружбы не возникло. Принц находил раздражающим выражение лица Шарпа, и он даже полагал, что англичанин специально старается досадить Принцу. Он бессчетное количество раз просил Шарпа надеть голландский мундир, но стрелок все еще ходил в своей залатанной зеленой куртке. Это продолжалось до тех пор, пока Шарп вообще не перестал появляться в штабе; он предпочитал проводить время возле французской границы, хотя эта работа была поручена напыщенному генералу Дорнбергу, эти мысли напомнили Принцу, что Дорнберг должен был к полудню представить свой доклад. Этот доклад сегодня имел особую важность, если в нем будет что-либо угрожающее, то Принц не сможет присутствовать на балу в Брюсселе. Он подозвал начальника штаба.

Барон Жан де Констан-Ребек доложил его высочеству, что Дорнберг прислал свой доклад, и там нет ничего тревожного. На дороге в Монс не замечено французских войск.

Успокоенный Принц кивнул, затем снова наклонился к зеркалу. Он покрутил головой, прежде чем с беспокойством посмотрел на Ребека.

— У меня не слишком лезут волосы?

Ребек сделал вид, что внимательно рассматривает, и покачал головой.

— Не вижу, чтобы вообще лезли, сэр.

— Я подумал, не одеть ли мне сегодня британский мундир.

— Очень подходящий выбор, сэр, — сказал Ребек по-английски, ибо Принц предпочитал этот язык.

Принц взглянул на часы. Дорога до Брюсселя займет два часа и еще час потребуется, чтобы облачиться в мундир британского генерал-майора. Он решил, что остается еще три часа на ужин прежде, чем он отправится на бал, ибо знал, что на балу еда будет холодной и несъедобной.

— Шарп еще не вернулся? — спросил он у Ребека.

— Нет, сэр.

Принц нахмурил брови.

— Черт. Если он появится, скажите ему, что я жду его на балу.

Ребек не смог скрыть изумления.

— Шарпа? На герцогский бал? — Шарпу обещали, что его не станут привлекать к чему-либо, кроме советов на поле боя.

Но Принцу было плевать на то, какие обещания дали англичанину: вынудив Шарпа танцевать он покажет всем, кто командует штабом.

— Он сказал мне, что ненавидит танцы! Но, тем не менее, я прикажу ему танцевать. Все должны танцевать! И я тоже! — Принц иронично сделал по комнате несколько танцевальных па. — Пусть полковник Шарп наслаждается танцами! А вы сами уверены, что не хотите танцевать, Ребек?

— Я буду ушами и глазами вашего высочества здесь.

— Совершенно верно. — Принц, вспомнив, что на нем лежит ответственность как на командире, помрачнел, но у него была безудержная натура и он снова рассмеялся. — Представляю себе как танцует Шарп, наверное, как бельгийская корова! Он несколько раз неуклюже протопал с глумливым выражением лица. — Вот уж мы повеселимся, Ребек.

— Уверен, что ему понравится, сэр.

— И скажите, чтобы он надел голландский мундир.

— Обязательно скажу, сэр.

Принц выехал в Брюссель через полтора часа, его карету сопровождал почетный эскорт голландских карабинеров, хорошо изучивших свое дело на службе Императора. Паулета, избавившись от Принца, уютно расположилась в постели, а Ребек читал книгу у себя дома. Клерки трудолюбиво переписывали приказы, перечисляя батальоны, которые должны прибыть на следующей неделе и какие маневры каждый батальон должен будет продемонстрировать для Принца.

На западе тучи поднялись выше, но солнце все еще освещало деревню. Перед дверями штаба принца мурлыкал котенок и часовой, британский пехотинец, наклонился его погладить. Пшеница, рожь и овес зрели на солнце. Был прекрасный солнечный день, тишина и мирная красота.

Первые новости о французском наступлении достигли ушей герцога Веллингтона во время раннего ужина. Сообщение, написанное в Шарлеруа в тридцати двух милях сначала было послано маршалу Блюхеру в Намур, затем копия была отослана в Брюссель, продела в путь семьдесят миль. В сообщение всего лишь говорилось о том, что французы на рассвете атаковали, прусские аванпосты к югу от Шарлеруа оттеснены.

— Сколько французов? Здесь не написано. И где французы теперь? Император с ними? — герцог потребовал уточнений от своего штаба.

Но никто не знал ответа. Герцог бросил свою баранину и вместе со штабом подошел к карте, пришпиленной к стене столовой. Французы могли пойти к югу от Шарлеруа, но герцог склонился над левой стороной карты, там, где была огромная пустошь между Монсом и Турнэ. Он опасался, что французское наступление в этом месте отрежет британские войска от Северного моря. Если французы возьмут Гент, армия будет отсечена от путей снабжения, равно как и от путей отступления.

Если бы Веллингтон был Императором, то избрал бы именно этот путь. Сначала он бы затеял отвлекающий маневр в Шарлеруа, затем, когда войска союзников двинулись бы на защиту Брюсселя с юга, начал настоящую атаку на запад. Точно таким маневром весной 1814 года Наполеон сдержал русскую, прусскую и австрийскую армии. За несколько недель до отречения Император воевал просто блестяще и никто, и Веллингтон менее других, не склонен был считать, что за это время Император поглупел.

— От Дорнберга ничего не слышно? — спросил герцог.

— Ничего.

Герцог вновь прочитал прусское донесение. В нем не говорилось ни сколько французов перешли границу, ни о том, концентрирует ли Блюхер свою армию: все, что в нем было сказано, это то, что французы заставили отступить прусские аванпосты.

Он вернулся за обеденный стол. Его собственные силы были рассредоточены на площади в пять сотен