Мощь.

Была суббота. мы с Люком все утро летали на дельтапланах. Потом встретились за ленчем с Джулией и Гейл, а потом вышли в море на «Звездной Вспышке» и катались весь полдень. Позже мы зашли в гриль- бар на берегу, где я заказал пива, пока мы дожидались бифштексов, потому что Люк с грохотом поверг мою левую руку на стол, после недолгой борьбы для выяснения, кто заплатит за выпивку.

Кто-то за соседним столиком произнес:

— Будь у меня миллион долларов, не облагаемых налогом, я бы… — и Джулия рассмеялась, услышав это.

— Чего смешного? — спросил я ее.

— Список его желаний, — пояснила она. — Я бы хотела шкаф, полный модных платьев и кое-какие элегантные драгоценности для них. А шкаф поместить в действительно симпатичный дом, а дом — туда, где я была бы важной особой…

— Я замечаю постепенное смещение от денег к власти, — улыбнулся Люк.

— При чем тут власть?

— Власть, сила, наконец мощь — все это суть одно и то же, да и обозначаются они в английском языке одним словом.

— Может, и так, — ответила Джулия. — Но, что общего, в действительности, между мощью и деньгами?

— Деньги покупают разные вещи, — усмехнулся Люк. — А мощь заставляет разные вещи подчиняться. Если у тебя когда-нибудь появится возможность выбора, то выбирай мощь.

Обычная слабая улыбка Гейл растаяла, и лицо ее приняло очень серьезное выражение.

— Я не считаю, что мощь должна быть целью сама по себе, — сказала она. — Ее приобретают только для определенного применения.

Джулия рассмеялась.

— А что плохого в упоении мощью? — спросила она. — Мне это кажется очень забавным.

— Только пока не столкнешься с большей мощью, — обронил Люк.

— Тогда, значит, надо мыслить объективно, — отпарировала Джулия.

— Это неправильно, — возразила Гейл. — У всякого есть обязанности, долг, и они стоят на первом месте.

Люк тут же перевел взгляд на нее и кивнул.

— Мораль можно в это дело не вмешивать, — заявила Джулия.

— Нет, нельзя, — отозвался Люк.

— Не согласна, — возразила она.

Люк пожал плечами.

— Она права, — вмешалась неожиданно Гейл. — На мой взгляд, долг и мораль — не одно и то же.

— Ну, если у тебя есть какой-то долг, — сказал Люк, — нечто такое, что ты обязательно должна сделать — скажем, дело чести — то это становится твоей моралью.

Джулия посмотрела на Люка, потом на Гейл.

— Это означает, что мы только на чем-то сошлись во взглядах? — спросила она.

— Нет, — ответил Люк, — по-моему, не сошлись.

Гейл отхлебнула пива.

— Ты говоришь о личном кодексе чести, который не обязательно должен иметь что-то общее с общепринятой моралью.

— Правильно, — согласился Люк.

— Тогда это на самом-то дел не мораль. Ты говоришь только о долге.

— Насчет долга ты права, — ответил Люк. — Но все равно это мораль.

— Мораль — это ценность цивилизации, — сказала она.

— Никакой такой цивилизации не существует, — отрубил Люк. — Это слово означает лишь искусство жить в городах.

— Ладно, допустим, тогда культуры, — поправила она.

— Культурные ценности относительны, — улыбнулся Люк, — и мои утверждают, что прав я.

— Откуда же ведут происхождение твои? — спросила Гейл, изучая его лицо.

— Давай поддерживать дискуссию в русле чистом и философском, а? — попросил он.

— Тогда, может быть, нам вообще лучше отбросить это понятие? — сказала Гейл, — и говорить только о долге?

— А что случилось с мощью? — спросила Джулия.

— Она где-то тут, — вступил в разговор и я.

Гейл вдруг показалась совершенно сбитой с толку, как будто наша дискуссия не повторялась тысячу раз, как будто она действительно вызвала какой-то новый поворот мысли.

— Если они — две большие разницы, — медленно проговорила она, — то что же важнее?

— Нет между ними разницы, — сказал Люк. — Они одно и то же.

— Не думаю, — возразила ему Джулия. — Но долг и обязанности бывают обычно четкими и ясными, а, похоже, что этику можно выбрать себе по вкусу, так что если уж я обязана что-то такое иметь, то я бы предпочла мораль.

— А мне нравится четкость и ясность, — сказала Гейл.

Люк влил в себя остатки пива, тихонько кивнул.

— Дерьмо! — бросил он. — Занятие по философии только по вторникам. А сегодня уик-энд. Кто оплатит следующий круг, Мерль?

Я поставил левый локоть на стол и разжал ладонь.

В самый критический момент, когда мы со все нарастающим напряжением давили друг на друга, он процедил сквозь стиснутые зубы:

— Я ведь был прав, не так ли?

— Прав, — заверил я его как раз перед тем, как прижал его руку к столешнице.