попытаться откатиться в сторону?

И вдруг стало холодно.

Холод не охватил меня, не проник – это всё действия, требующие какого-то времени, действия продолжительные, подразумевающие вытеснение холодом моего тепла. Ничего похожего: с этим холодом мы вдруг – в один миг – совместились. Моё тепло никуда не делось, но это не имело уже никакого значения.

Было так: позади, где оставалась дверь – незапертая (дура, немедленно встать, немедленно запереть!), – открылось окно в какое-то нездешнее чёрное место. Там было небо без лун и без звёзд, и по выглаженному, отполированному чёрному льду призрачный ветер вечно, вечно, вечно гнал невидимую колючую позёмку…

Холод был такой же призрачный, как ветер. И такой же вечный.

Я знала, что, если обернусь, увижу именно это.

Я обернулась. Коробка стояла там, где должна была стоять, – слева от двери. А я почему-то стала искать справа. Или у меня опять перепуталось правое и левое. Так иногда бывает…

Самое трудное – встать, ноги не мои.

И не надо вставать.

Я буквально доползла и упала на эту коробку – и, держась за неё, поднялась. Землю качало. Я ударилась об один косяк и о другой.

Передо мной было десять деревянных ступенек вверх и неровная трапеция слишком синего – как после заката – неба. Всё казалось очень плоским и грубым, словно нарисованное подслеповатым художником на побелённой мелом стене.

Два дракона описывали круги совсем низко, едва не касаясь земли кончиками крыльев, а третий – или первый? В общем, тот, в которого я попал, опустился рядом с останками автожира, зло пнул мёртвую железяку и стал складываться, превращаясь из летучей твари в бегучую. Это не очень быстрый процесс, каждое крыло нужно сложить вчетверо, и иногда у них не получается с первого раза…

Не могу понять, куда я ему вмазал?

А, вот, вижу. В лапу. Поэтому он и прихрамывает.

Попадать нужно только в голову или шею. В корпус – бесполезно, это его не остановит. То есть через час-другой он, может быть, и помрёт от внутреннего кровотечения…

Попробовать запустить имплант? Это заметно прибавит меткости.

Не успею. Для запуска нужно сосредоточиться, нужно хотя бы секунд пять…

Дракон встал в позу угрозы: лапы расставлены, корпус вытянут и наклонён вперёд, хвост напряжён и изогнут, кончик качается вправо-влево, голова почти у самой земли, пасть раскрыта до упора, во все сто сорок четыре зуба, и длинный язык, высунувшись далеко вперёд, качается синхронно с хвостом. По идее, это должно отвлекать или даже гипнотизировать противника.

Я дважды выстрелил ему в пасть и оба раза попал. Но мозг пули не нашли.

– Кумико!

Не слышит…

Он встряхнулся, помотал башкой – и побежал, хромая, не совсем на меня, а правее – на Собаку!

Конечно. Следовало ожидать.

Я выстрелил ещё дважды, метров с десяти, и сразу понял, что наконец попал куда надо: лапа, занесённая вперёд, не приняла на себя вес тела, уехала в сторону, и дракон грянулся брюхом и башкой, взметая пыль, опрокинулся на бок, верхнее крыло полураскрылось и безвольно завернулось за спину, и только хвост на автомате взлетал и ударял по земле, поддерживая уже не нужное мёртвому телу равновесие.

Потом туша дёрнулась, и из неё, пузырясь, попёрло дерьмо.

– Кумико!

Я слышу. Я иду. Я просто не могу быстрее…

Я, торопясь как мог, перезарядил револьвер. Оглянулся. Над спуском в сарай появилось лицо. Абсолютно чёрно-белое. Белые щёки и лоб, чёрные губы и провалы глаз.

Потом к этому добавились плечи.

Оба дракона заходили на посадку.

Я бросился к Кумико, одной рукой подхватил коробку с ракетами, другой – её саму, за локоть. Выдернул наверх.

– Да, – сказала она, хотя я ни о чём не спрашивал. – Конечно.

Я кое-как выбралась и стояла, не в силах приспособиться к свету. Прямо передо мной умирал дракон. Ещё двое висели в небе совсем рядом.

Север, двигаясь как-то странно – боком и даже чуть отворачиваясь от меня, – забрал коробку. Мне сразу не за что стало держаться, и я ухватилась за него.

– Сейчас отпугнём этих… – Он встал на колено (а я упиралась ему в плечо вытянутыми руками) и раскрыл коробку. Там плотным рядом лежали красные, зелёные, белые и сиреневые картонные трубки – как мне показалось, раза в два больше по размеру, чем привычные сигнальные ракеты. – Помнишь ещё, как с ними обращаться?

(А драконы всё так и висели в небе – почти неподвижные.)

– Да, – сказала я. – Конечно.

Я взяла первую попавшуюся – красную – ракету в левую руку, правой разорвала бумажное донышко, уцепилась пальцами за верёвочную петельку. Навела ракету на того дракона, что висел ближе. Сжала патрон покрепче и коротким рывком выдернула петельку.

Раздалось звонкое «Чпок!» – и всё заволокло белым дымом. Руку ощутимо толкнуло отдачей. Потом донёсся невыносимый визг, как будто под механическую пилу подсунули кровельное железо. Сквозь дым я видела, как от меня к драконам медленно улетает бешено крутящееся огненное колесо. Вот от него в стороны поплыли красные, как угли, огни, а через секунду вспыхнул и закружился в воздухе малиновый, всё набирающий яркость пламени шар…

Я выпустил в сторону драконов три ракеты, когда мне вдруг (совершенно вовремя, знаете ли) пришла в