суконном чёрном лапсердаке и в здоровенном чёрном же стетсоне, надвинутом на лоб; пейсы его, толщиной в руку, не свисали, как им положено, а загибались, топорщились вперёд и в стороны подобно бивням мамонта, – и спросил, настоящая ли кожа, и если да, то почему так дёшево. Он возмутился и сказал, что кожа, разумеется, настоящая, а дёшево… ну, во-первых, не так уж и дёшево, а во-вторых, да, цены на драконью кожу таки понизились последнее время, даже упали…
И что, есть другие изделия?
Оказалось, есть. Шаманские колпаки, рукавицы, витые шнуры для маньяков…
Я сказал негру «спасибо» и двинулся в сторону «Счастливой вдовы». Было о чём подумать.
Трёхъярусная «Вдова» висела на дальнем краю Жёлтого посёлка, соединённая с ним непрозрачным матерчатым рукавом – наверное, для того, чтобы любопытным не было видно, кто пользуется услугами заведения. Хотя арка, от которой начинался рукав, была оформлена очень своеобразно и даже вызывающе…
Но я прошёл через неё, не дрогнув и вовсе не испытав чувства перерождения.
Последний раз я был здесь почти четыре года назад, тогда мне нужно было срочно добыть три тысячи марок на лечение Тины, и я плюнул на запреты и начал играть, в том числе и здесь, Армен сказал: ну, только недолго. Я набрал тогда нужную сумму, Тину подлечили…
Ладно. Это уже настолько в прошлом, что кажется сном.
Нижний холл «Вдовы» был небольшой и круглый, пол – обычная для Ясного деревянная решётка, планки гладкие, провощённые; стены свежераскрашены вертикальными полосами, тёмными и светлыми, и то тёмная, то светлая – заменены узкими длинными зеркалами. Эффект от этого очень хорош: кажется, что ты попал в бесконечное пространство, разделённое не слишком плотными занавесами. Чуть сбоку, мало заметная, ютилась стоечка мадам, а на диванчиках и в креслицах под стенами сидели подруги – шесть штук, все в струящемся и летящем.
(Ещё когда я всерьёз зарабатывал на жизнь, таская повсюду туристов, мне часто приходилось объяснять, что нагота на Эстебане неэротична, она у нас ассоциируется с тяжёлой опасной работой, с потом, страхом и – нередко – мучительной смертью. Слушают, понимают, кивают, сочувствуют. Потом опять спрашивают то же самое. Землюки…)
Мадам появилась сзади, с большим бокалом в руке. Не растерявшись, сделала вид, что принесла его для меня. Я покачал головой.
– Тогда что желает господин?
– Хочу повидать Армена.
– О-о… Господин Лупаро сейчас в игорной комнате, это верхний ярус…
– Я знаю.
– Но он не предупреждал…
– И не должен был.
– В общем, он там. Но захочет ли он вас видеть… и если не захочет, то…
– Спасибо, мадам. Я не могу представить себе ситуацию, чтобы он не захотел меня видеть.
Это я только
86
В отличие от нижнего холла, недавно отделанного заново, игорные комнаты наверху оставались всё теми же, что я помнил: затемнённые стены из плотно переплетённых ошкуренных лиан, такой же потолок, с него свисают светильники с коническими непрозрачными абажурами; они подвешены так, что руки игроков освещены, а лица – нет. И ещё похожий светильник над лестницей: каждый входящий освещён, а кроме того, он, попав сюда из светлого помещения, несколько минут должен привыкать к полумраку. Мне в подобных случаях привыкать не требуется, так что пару забавных сценок я уловил: игрок постарше наклонялся к уху игрока помоложе, показывал на меня и шептал, наверное, такие слова: «Видишь вон того? Никогда не садись с ним играть…» – после чего я удостаивался любознательного запоминающего взгляда.
Курить здесь, понятное дело, запрещалось, но специальный аппарат под потолком выдувал тонкой струйкой ароматный дым. Из-за этого световые конусы над столами казались единственными плотными и имеющими форму предметами в этом пространстве, всё остальное чуть-чуть размывалось и плыло.
Армена, разумеется, в большой комнате не было, да и что бы ему тут делать? Я постоял у одного столика, у другого, посмотрел на игру. Взял у пробегавшего официанта бокал, сунул ему сложенную особым образом бумажную марку. Через несколько минут он принёс сдачу: две монетки.
Я вернул ему пустой бокал и неторопливо пошёл к портьере, отгораживающей игровое пространство от низменных учреждений: ссудной кассы и уборной. Ещё там была фальшивая дверь с надписью «Босс» – и другая, совершенно неотличимая от стенных панелей дверь безо всяких ручек и надписей. В неё следовало постучать. Я постучал.
Дверь тут же беззвучно приоткрылась, оттуда высунулась рука и втянула меня вовнутрь. Рука принадлежала громиле по имени Айзенштук. Не знаю, с каких лет он носит это имя, но оно ему очень к лицу. Примерно моего роста, но в два раза тяжелее, плечи и задница одинакового размера, но… В общем, это проблемы его противников. Лицо никогда ничего не выражает, и непонятно, что на нём делают два голубых ясных живых немигающих глаза.
– Привет, – сказал он.
– И тебе привет. Как Нами? Как дети?
– Лучше, чем могло быть, – хмыкнул он. – Иди, босс тебя ждёт.
Айзенштук отодвинул портьеру, я, пригнувшись, вошёл в малую игорную. Здесь, собственно, был только один стол, но именно за этим столом спускали (и иногда приобретали) целые состояния. Сейчас игры не было, знаменитый стол застелен был бумажной скатертью и использовался как простой обеденный. Сидели: сам Армен, его племянник Макбет, женщина лет сорока, которую я раньше никогда не видел, и – бывают же в жизни такие совпадения! – Пауль фон Белофф собственной толстомордой небритой персоной.
– Приветствую всех, – я поклонился.
– Здравствуй, друг! – Армен из-за стола поприветствовал меня бокалом. – Присаживайся, наливай, закусывай. Ты с дороги? Тем более. Мы уже заканчиваем разговор, но ты послушай, послушай, тебе тоже будет интересно.
Фон Белофф скользнул по мне скучным взглядом и чуть заметно подмигнул, а вот женщина, похоже, смешалась.
Я плеснул себе немного фирменного ячменного бренди, взял половинку очищенного персика. Откинулся на спинку кресла. Разговор, безусловно, уже закончился, просто Армен зачем-то показал мне своих собеседников; ну а им – меня.
– Собственно, добавить мне нечего, – сказал фон Белофф. – Думаю, и вам, и нам нужно прокачать эту информацию по своим каналам – и потом сравнить результаты…
– Куда так спешить, любезный? – Макбет слегка приподнял свои тяжёлые черепашьи веки. – Есть ещё одна важная тема. Затрагивает. Эти, – он поднял два перста к потолку, – не могут не знать. Но не реагируют никак. Почему?
Женщина и фон Белофф переглянулись.
– Это то, что беспокоит нас больше всего, – сказала женщина. – Больше самого факта подготовки. Это может означать только то, что всё затеяно землюками, проходит под их контролем и приведёт в результате к полной оккупации…
– Хотя куда уж полнее, – сказал Армен, подтянул к губам шланг с мундштуком и сделал затяжку; оказывается, под столом стоял кальян. – Вас понял, и соглашусь с Паулем: медлить нельзя ни минуты. Задействовать всех осведомителей во всех сферах… да. Пф-ф-ф-ф… Так вот, пока обстановка остаётся сложной, наши встречи должны быть более конспиративны, чем эта. Пауль, друг мой, вы не придумаете, как их организовать?
