Потому что до земли было метров двадцать…
Люсьен
Не надо было вестись на провокацию, не надо было отвечать на вызов… но как? Не представляю…
А теперь – всё было плохо.
Мне удалось пару раз очень плотно промазать по нему – в надежде, что испугается, занервничает, сдастся. В конце концов, из-за чего дерёмся? Непонятно, глупо, по-детски. Но этот идиот намёков не понимал.
Меня вдруг захлестнуло… не то чтобы яростью, но вот тем гнусным раздражением, в состоянии которого творятся стыдные вещи. Хотелось закричать: «Да сдохни ты, гнида, надоел, не могу больше!..»
Впрочем, что кричать: всё равно не слышно, рядом со Стеной воздух делается как войлок. И летишь как во сне. Наверное, поэтому дуэли обычно и устраиваются здесь… чтобы – как во сне…
Гагарин снова был внизу, припёртый к Стене, насторожённый, готовый к броску.
Ну, на – лови…
Гагарин
Я каким-то спинным, копчиковым чутьём понял, что это будет последний заход: или он разобьётся, или я, или оба вместе… или разлетимся каждый в свою сторону и постараемся забыть обо всём.
И тут…
В общем, я слишком отпятился, потому что в ушах зашумело – это был ещё не сам рёв, но предвестие сокрушительного рёва, и у меня вдруг ослабли руки, плечи, я на грани паники толкнул вперёд и вправо ручку и подал до упора правую педаль, уходя под пикирующий «Нубис»…
Я забыл, что земля совсем близко. Просто забыл. Оказывается, инфразвукового рёва я боялся куда больше, чем Люсьена с его мощной машиной. Это я понял только тогда, в единый миг – и страх, о котором я и не подозревал, что он есть во мне, – он вдруг сковал меня… и уже ничего нельзя было изменить.
Само падение получилось как раз совсем не страшным: я врезался в густые переплетённые ветви ложного стланца, над головой хлопнуло – это отстрелились лопасти ротора – кабина (какая кабина! Вся кабина – это кресло, приборный щиток и прозрачный козырёк от ветра) несколько раз кувыркнулась, подпрыгивая, и замерла. Как ни смешно, но я ничего себе не сломал. Только руки никак не хотели слушаться, и я довольно долго проковырялся с пряжками ремней.
Из пробитого бака текла вода. Я плеснул в лицо, распрямился. Ничего не болело, но ощущение было такое, будто я провёл суток трое, не меньше, привязанным к креслу. Мышцы закаменели, суставы забыли, что должны гнуться.
В кармане спинки кресла был аварийный запас: тяжёлый универсальный нож, топор, фонарь. Я выволок всё и куда-то пошёл. Кроны смыкались над самой головой, но подпрыгнуть, чтобы узнать направление, я не мог никак. Здесь, под кронами, даже не было ветра.
В зарослях ложного стланца можно скрываться годами, и тебя не найдут. Нет, землюки, конечно, найдут, у них уйма всяких приборов, а наши – что серые, что синие – никак. Я точно знаю: Север вот так вот скрывался очень долго. Сначала в таиге, потом на островах. Кому-то во время войны он, похоже, отчаянно насолил, и его долго пытались найти и убить.
Я пошёл наугад. Вернее, я пошёл в ту сторону, где мне мерещился небольшой уклон. Все более или менее обширные острова имеют чуть проседающую середину и чуть выступающие края. Поэтому на многих существуют озёрца или болотца. Если вы спросите меня, какого духа я вообще куда-то попёрся, я не отвечу. Потому что не знаю. Вернее, прекрасно знаю, что в случае катастрофы, аварии лучше всего сидеть на месте, много больше шансов, что найдут. Но я зачем-то пошёл. По направлению к центру острова. Из расчёта, что там более каменистая почва и стланец не сплошной, а значит, можно увидеть Башню, сориентироваться… Где-то так.
Я шёл, и кто-то мне в голове занудливо прокручивал теорию образования наших островов: что-де раньше это были именно острова, окружённые водой, океаном, весь Эстебан был покрыт океаном, а потом случилась какая-то катастрофа, и почти всю открытую воду с планеты выбросило в космос, теперь она образует Кольцо, на которое мы так любим смотреть по ночам и которое даёт нам так много рассеянного света и тем самым смягчает климат и всё такое. Кое-кто из университетских считает, что без Кольца жизнь на Эстебане была бы просто невыносима, так что, возможно, над планетой нашей поработали какие-то космические инженеры, поработали и смылись, и никто не знает, куда. А другие говорят, что мимо нас прошла маленькая, но очень массивная блуждающая звезда, она-то и сдёрнула с планеты большую часть воды и атмосферы… Я должен честно признаться, что мне всё равно. Как любит говорить сестрёнка: пнём по сове или совой по пню…
Но я шёл и тщательно – и как-то очень громко, на повышенных тонах – обо всём этом думал, и не мог остановиться.
И вдруг почувствовал запах дыма.
Тетрадь одиннадцатая
79
Док Моруальд, во времена далёкие наставлявший нас в грубых и жестоких тонкостях военно-полевой медицины (если вам это что-то скажет, то медицины уровня Первой Крымской войны), был специалистом очень широкого профиля; уже в мирное время я консультировался у него, всё, что он говорил, запомнил – и даже многое понял. Например, он разъяснил феномен моей бессонницы, мне ведь казалось, что я сплю в лучшем случае часа по полтора в сутки, а остальное время лежу, тупо пялясь в потолок. Ничего подобного, док моментально доказал (простейшими способами), что сплю я часа по четыре, а то и по пять – просто мне навязчиво снится один и тот же сон: что я лежу, весь вымотанный и обессилевший, и тупо пялюсь в потолок. И когда я это понял и сразу поверил, то тут же стал и высыпаться, и почувствовал себя лучше, и силы откуда-то пришли…
Потом эта дрянь вообще рассосалась. Сегодня вот – вернулась. Но я уже всё понял: я именно видел во сне, что не сплю. Ну, научился я некоторым вещам: скажем, обращать внимание на то, что детали некоторые обстановки, или вида за окном, или чего-то ещё – не соответствуют тому, что я запомнил, ложась; а запоминать всё это выработалась такая давняя, долговременная и полезная привычка. Так что я вполне осознанно смотрел сон, в котором не спал, а просто лежал то с закрытыми, то с открытыми глазами, подходил к окну, потом вообще вышел на балкон… В этом сне я ещё несколько раз прокачал всё, что мне было известно по нескольким переплетающимся делам, разложил свои действия на те, которые следовало произвести немедленно, и те, которые можно отложить, прикинул маршруты поездок, прикинул опять же, кому можно дать поручения или кого можно нанять, чтобы отработали тот или иной черновой материал… в общем, сделал то, на что в состоянии нормального бодрствования у меня никогда не хватает полной и этакой размашистой безрассудной решимости. Как только возникают несколько взаимозависимых дел, которые можно делать либо в таком порядке, либо в таком, либо вообще в обратном – у меня срабатывает «буриданов комплекс», и я не то чтобы впадаю в ступор, но вдруг теряюсь, перестаю понимать критерии, выбираю последовательность действий судорожно и наугад – и поэтому довольно часто ошибаюсь… и как
