– Зачем?
– Так велит закон. Шериф Рекс чтит закон. И дух его, и букву.
Ну-ну…
Мы вылетели всё-таки на двух вертолётах. Удалось отговориться тем, что я, может быть, на Котуре заночую.
Моторы уже грелись, когда мне показалось, что правую щёку чуть-чуть припекает. Озираться в поисках «источника тепла» не хотелось – но он очень удачно отразился в зеркале заднего вида. Странного вида парень медленно шёл по краю вертолётной стоянки, делая вид, что просто ждёт, когда мы освободим стартовый круг. У него был необычный цвет волос: половина головы белая, половина – чёрная. Весь он казался помятым, как после недельной пьянки, – и светло-серый костюмчик из дешёвого полотна, и лицо. Только глаза из-под тяжёлых век – обжигали, и он ничего не мог с этим сделать…
Тетрадь восьмая
74
Я не люблю бывать в Ньёрдбурге. По разным причинам. Во-первых, этот город как-то особенно некрасив. Я не понимаю, почему при наших просторах надо было делать его таким тесным. Во-вторых, все его улицы ведут куда-то не туда. Мне приходится напрягаться, чтобы выдерживать верное направление, – и это при моих-то способностях, природных и не очень. В-третьих, в нём полно лишнего, а чего-то такого, что необходимо мне в данный момент, никогда не сыщешь.
Наконец, с Ньёрдбургом у меня связаны едва ли не самые тяжёлые воспоминания. Вот здесь поганка- память никогда не отказывает…
Но это мои воспоминания. Исключительно мои. Я не хочу ими делиться.
Я повёл туристов в «Весёлого друкка», один из уютных непритязательных кабачков, где просто вкусно и обильно кормят, и ничего больше, никаких культурных программ. Друкки – они такие любители поесть… Шёл мелкий-мелкий холодный дождик, водяная пыль, с полосатого навеса капало: где-то разошлись швы. Кабачок был не то чтобы полон совсем, но оживлён, многие ньёрдбургцы заходят сюда чаще, чем в другие кабачки. Я не знаю, почему так. Наверное, им тоже нравится, когда вкусно кормят. Ну, и поят. Может быть, к вечеру начнутся песни…
Мои уже так походили на местных, что к ним пару раз подходили за огоньком. Здесь правило «Nicht Feuer, Nicht Rauch, Nicht Schrei!» не действовало, хотя вообще-то кабачок был достаточно близок и к порту со всеми его газохранилищами, и к обрыву – правда, без тех трусливых драконов, которых можно испугать внезапным криком или плохим исполнением арии Ричарда. Обрыв сейчас украшали драконы деревянные, держащие в пастях чугунную цепь-ограду.
Мирабелле я дал пару «банзайских» адресов и несколько ценных советов; заодно я предупредил друзей, что к ним идёт странный человечек. Уже вечером она исчезнет с острова, проведёт несколько недель в подземельях – пока не заживёт рана на месте извлечённого идента, – и отправится подальше от Башни, на запад или на юг, и там затеряется в толпе…
Это я так думал тогда.
Изя запаздывала уже на два с лишним часа. Мы не возмущались, поскольку обед задался: в моих подопечных наконец-то распознали туристов, но поскольку распознали не сразу, а чуть ли не к концу обеда, это всех почему-то сильно обрадовало и настроило на шутливый тон; прорезалось наконец легендарное эстебанское гостеприимство, кабатчик Браун как раз кстати откупорил бочонок двойного небесного (если кто не знает: свежесваренный «копчёный» эль в открытых бочонках поднимают на специальном баллоне высоко в небо, где вода начинает замерзать и собираться на поверхности рыхлой корочкой, её снимают шумовкой до тех пор, пока в бочонках не остаётся половина от исходного объёма; тогда баллон возвращается) – и веселье покатилось, беспричинное, а потому самое ценное. Мрачен был только я, но старался этого не показывать. К элю подали медный тазик шкварок…
Кумико
…И тогда я поняла, что Старший хотел мне сказать. Он хотел сказать, что скучал обо мне так же, как и я о нём, но оставаться мне здесь нельзя: здешнее чудовищное поле Цветов вот-вот дозреет до начала охоты, может быть, это произойдёт уже этой ночью, – и тогда всем в округе грозит смерть, даже Волкам, даже огромным Каменным буйволам – всем, всем… Я не знала, как, откуда, почему могло образоваться такое поле, в этом мог бы разобраться Север, или отец, или кто-то из китайских плантаторов, но не я. Сколько здесь Цветов? Многие тысячи. И не под скалами, а на пологом склоне…
Нужно было искать другое место, чтобы скрыться. Потому что здесь, даже если меня не сожрёт пыльца, то найдут люди. Понадобится очень много людей, чтобы за одну ночь успеть прихватить такую массу Цветов.
Взлететь на простом автожире с места невозможно – нужен разбег. Но мой «Махмади» умел немножко больше, чем
Но ничего другого мне не оставалось.
Мы попрощались со Старшим, и я улетела. Правда, потом, когда уже вырубила реактивную тягу и пошла на нормальном режиме – пропеллер и ротор, – я вернулась и сделала круг. Старший уводил семью на северо-запад, к самым страшным бездонным болотам… я надеюсь, он знал, что делал…
Мой же путь лежал на юг и даже чуть-чуть на восток – к необитаемой скале Чудная. Главное, чтобы меня не заметили по дороге; на самой скале мне есть где укрыться.
Что сказать: я долетела непонятно как, проложив себе путь почти наугад, по наитию, по чутью – сквозь густой ледяной туман. А через пять минут после того, как я села, с неба обрушился ливень и град. Некоторые градины были с кулак. Я разминулась с неминуемой смертью.
