Холли не могла взять в толк, зачем нужно было ехать в Лос-Анджелесский международный аэропорт, чтобы лететь в Чикаго Ведь наверняка из аэропорта Джон Уэйн в Апельсиновой Стране есть куча рейсов до О'Хэр Что ж, Чикаго, конечно, дальше, чем Сан-Диего, но ближе и, что самое главное, дешевле, чем Гавайи.

Айренхарт расплатился за билет и, так и не заметив Холли, поспешил в зал отлета.

А еще экстрасенс!

Холли осталась довольна собой.

Когда подошла се очередь, она протянула в окошко кредитную карточку и назвала тот же рейс. На какой-то миг Холли встревожилась, что ей ответят: мест нет. Но места были и она купила билет.

Зал отлета опустел. Очевидно, посадка уже заканчивалась. Айренхарта тоже не видно.

Холли прошла в стеклянные двери и заспешила по телескопическому трапу. Чувствовала она себя неуютно: Джим может ее увидеть, пока она будет идти по проходу к своему месту. Конечно, можно сделать вид, что она его не заметила, или притвориться, что не помнит, кто он такой. Однако вряд ли он поверит, что их встреча - чистая случайность. Всего полтора часа назад ей не терпелось встретиться с ним лицом к лицу, а сейчас она больше всего хотела остаться незамеченной. Вдруг, обнаружив ее в самолете, Айренхарт решит отменить свои планы, и она упустит шанс еще раз увидеть, как он спасает людей, находящихся на волоске от смерти.

В просторном салоне 'ДС-10' было два прохода между креслами. Каждый ряд из девяти кресел разделялся на три секции: по два кресла у иллюминаторов и пять в середине. Холли досталось место в двадцать третьем ряду, правая сторона, второе кресло от окна. Она двинулась по проходу, бросая быстрые взгляды на лица пассажиров и надеясь, что не встретится глазами с Айренхартом. Честно сказать, ей вообще не хотелось видеть его во время полета, да и о встрече в Чикаго она тоже думала с неохотой. 'ДС- 10' поражал своими размерами. Хотя многие места пустовали, на борту находилось более двухсот пятидесяти человек. Они с Айренхартом могли бы путешествовать вокруг земного я шара и ни разу не столкнуться друг с другом. До Чикаго лететь всего несколько часов, так что можно не волноваться.

И тут она его увидела. Джим сидел в крайнем левом кресле центральной секции шестнадцатого ряда. Он перелистывал рекламный журнал авиакомпании. Холли молила Бога, чтобы Джим не поднял глаз от журнала, пока она не пройдет мимо. Ей пришлось отступить в сторону и пропустить стюардессу, сопровождавшую маленького мальчика, который путешествовал один. Но просьба ее была услышана. Она проскользнула мимо Айренхарта, а он, погруженный в чтение, не обратил на нее никакого внимания. Она нашла свое место и со вздохом облегчения опустилась в кресло. Даже если Джим захочет пойти в туалет или просто встанет, чтобы размять ноги, ему вряд ли придет в голову заглянуть в противоположный проход между креслами. Отлично.

Холли бросила взгляд на своего соседа у окна. Рядом с ней сидел загорелый, подтянутый бизнесмен лет тридцати с небольшим. Несмотря на воскресенье, на нем был строгий темно-синий костюм, белая рубашка и галстук. На безукоризненно выглаженной одежде не просматривалось ни единой складки. Похоже, все они перешли на наморщенный лоб молодого человека, который сосредоточенно склонился над переносным компьютером, вмонтированным в дипломат. В ушах у него были наушники от плейера: то ли он слушал музыку, то ли надел их для виду, чтобы не приставали с разговорами. Сосед перехватил взгляд Холли и улыбнулся вежливой холодной улыбкой, рассчитанной на такую же реакцию.

Такой вариант вполне устраивал Холли. Как и многие репортеры, она не была словоохотливой по натуре. В работе от нее требовалось 155 главным образом умение выслушать собеседника, а не развлекать его разговорами. Поэтому она была не прочь скоротать время полета, перелистывая предложенный стюардессой журнал и блуждая в лабиринтах своих запутанных мыслей.

Самолет летел уже два часа, а Джим все еще не имел понятия, куда он направится после посадки в аэропорту Чикаго. Впрочем, такая неясность не слишком его тревожила. Прошлые поездки научили его терпению, и он не сомневался, что рано или поздно узнает, что от него требуется.

Журнал показался ему скучным, и Джим отложил его в сторону. В салоне показывали фильм, но это зрелище было не намного увлекательнее отдыха в советской тюрьме. Два места справа пустовали, и он был избавлен от необходимости поддерживать дипломатические разговоры с сидящими рядом пассажирами. Джим откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе и прикрыл глаза, погружаясь в размышления о кошмаре, в котором являлась мельница. Однако скоро ему пришлось отвлечься и ответить на вопросы стюардессы, которая разносила еду и спрашивала о самочувствии пассажиров. Но потом он снова вернулся к прерванным мыслям.

Вернее, попытался заставить себя думать о том, что означает страшный сон, но почему-то вспомнил журналистку Холли Торн.

Впрочем, какой смысл себя обманывать? Он отлично знает, почему его мысли уже в который раз обратились к Холли Торн. С тех пор как они встретились, он постоянно думал о том, какая она красивая и умная. Стоит только на нее взглянул, как сразу понимаешь, что в голове у Холли миллион хорошо смазанных колесиков и пружинок, которые работают четко, бесшумно и эффективно.

У нее великолепное чувство юмора. Он отдал бы все на свете за возможность разделить с такой женщиной свои дни и длинные кошмарные ночи. Вместе с ней в его пустом доме поселится веселый женский смех. Одиночество не располагает к веселью. Если начинаешь смеяться над собственными шутками, пора подумать о долгом отдыхе в одном из заведений с мягкими стенами.

Джим плохо знал женщин и зачастую сторонился их. Приходилось констатировать, что и до того, как с ним начали твориться все эти чудеса, он был труден в общении. Нельзя сказать, что его общество действовало на окружающих угнетающе, просто он слишком хорошо знал, что смерть - непременный спутник человека, и, часто задумываясь о приближении конца, не мог отрешиться от черных мыслей и наслаждаться жизнью. Вот если бы...

Почувствовав внезапное озарение, Джим открыл глаза и выпрямился в кресле. Он все еще не представлял, что должно случиться в Чикаго, но теперь ему были известны имена людей, которых нужно спасти: 'Кристин и Кейси Дубровек'.

С удивлением осознав, что жертвы находятся на борту самолета, он предположил, что беда может произойти в здании аэропорта О'Хэр или сразу после посадки. Иначе бы их пути не пересеклись так рано. Обычно он встречал людей, которых спасал, всего за несколько минут до того, как их жизнь оказывалась в опасности. Движимый теми же силами, которые с пятнадцатого мая время от времени управляли его поступками, Джим встал, перешел на правую сторону и двинулся по проходу к хвосту самолета. Он не знал, что собирается предпринять, пока не остановился возле двух кресел у окна в двадцать втором ряду. Его взгляд остановился на лицах симпатичной молодой матери и ее ребенка. Женщине было около тридцати. Ее нельзя было назвать красивой, но ее миловидное лицо выражало доброту и приветливость. Дочка казалась не старше пяти-шести лет.

Женщина с любопытством посмотрела на него, и он услышал, как его голос спросил:

- Миссис Дубровек?

- Та удивилась:

- Простите.., мы с вами где-то встречались?

- Нет, просто Эд сказал мне, что вы летите этим рейсом, и попросил за вами приглядеть.

Произнося это имя, Джим уже знал, что Эд ее муж, хотя, как ему это удалось, оставалось для него полнейшей загадкой.

Он опустился на корточки рядом с ее креслом и широко улыбнулся.

- Я - Стив Хэркмен. Эд в торговом отделе, а я по рекламной части. Работаем, так сказать, рука об руку. За день раз по десять встречаемся, подкидываем друг другу задачки.

Светлое, как у Мадонны, лицо Кристины Дубровек просияло.

- Ну да, конечно, он столько о вас рассказывал. Вы пришли в компанию месяц назад?

- Да уже почти полтора.

Джим полностью положился на внутренний голос, уверенный, что у него изо рта вылетают правильные ответы и что он не сделает ошибки, даже если не знает, о чем идет речь.

- А это, надо полагать, Кейси?

Маленькая девочка сидела в кресле у окна. Услышав свое имя, она оторвала взгляд от книжки с