– Карл! – Дженни бросилась в распростертые объятия. – Когда ты приехал? Ну почему ты не послал мне весточку?

Он улыбнулся и обнял ее крепче, покрывая поцелуями каштановую головку.

– Потому что я хотел устроить тебе сюрприз, Дженни-птичка.

У Дженни сердце затрепетало при звуке этого ласкового прозвища. И от того, как Карл его произнес. Когда Карл оказывался рядом, она напрочь забывала о его изменах.

– Ты на меня все еще сердишься?

– Нет. С чего бы мне на тебя сердиться?

– Но люди говорят, что ты…

– Кто говорит? Старые глупые сплетники? Только не говори мне, что ты веришь всему, что слышишь.

Дженни подняла глаза, полные слез.

– О, Карл, когда я ждала хоть слова от тебя, а ты молчал, я подумала… Я подумала…

– Что ты больше у меня не в фаворе?

– Да.

– Тебе должно быть стыдно за то, что так мало в меня веришь.

Его нежный упрек сопровождался ласковым поглаживанием ее округлых бедер, укрытых лишь тонким шелком платья цвета лаванды.

– Сказать откровенно, госпожа Данн, скандальная история, в которой вы были главным действующим лицом, не вызвала у меня большого восторга, и, честно говоря, я совсем не рад тому, что в результате этого конфликта погиб человек.

Дженни была достаточно благоразумна, чтобы не напоминать Карлу о том, что дуэль случилась отчасти по вине самого Карла – ведь король настоял на том, чтобы Дженни Данн все считали любовницей погибшего.

– Я тут ни при чем, – все же сказала она, нежно прикоснувшись к его лицу. Одно прикосновение бросило ее в дрожь – так она соскучилась по своему неверному возлюбленному.

Она скользнула кончиками пальцев по его губам, и он жадно поцеловал их.

– Нет, ты ни при чем – это твоя роковая красота доводит мужчин до безумства. – В глазах его искрился смех – этот знакомый блеск, неизменно разжигавший в ней страсть. – Ты забыла, как признавалась мне в фатальной страсти к некоему джентльмену? И еще ты сообщила мне некоторые подробности поведения его соперника, которые мне совсем не понравились. – Он замолчал, проведя ладонью по пышной округлости ее груди. – Откровенно говоря, я не очень-то сожалел о гибели сэра Майлза – не слишком большая потеря для общества.

– Значит, ты не станешь наказывать лорда Росса? – Дженни с трудом произнесла новый титул Кита Эшфорда.

– Я не могу его преследовать – он мой давний друг, и хотя недоброжелатели и говорят, будто я обращаюсь с врагами лучше, чем с друзьями, я не стану ничего предпринимать против него, если какое-то время он не будет появляться в моей вотчине. Отчего такое печальное выражение? Что, сердечко все еще бьется чаще при упоминании его имени?

Дженни успела заметить, что Карл рассердился не на шутку.

– Нет, между нами все давно кончено, – сказала она, подавив внезапное желание разрыдаться у Карла на груди.

Карл с радостью принял ее ложь.

– Тогда, Дженни-птичка, – сказал он с нежностью, – не будем больше об этом. Ты пригласишь меня на ужин, или в этом графстве гостеприимство не в почете?

Они поужинали жареными голубями и черной смородиной со взбитыми сливками, запивая отменный ужин столь же отменным белым вином. За окнами небо окрасилось роскошными тонами от бирюзового до золотисто-розового. Сумерки сгущались, и вот уже на поляны легли лиловые тени – приближалась ночь.

Карл предложил прокатиться верхом по поместью – насладиться красотой теплого вечера. Дженни, хотя и не очень любила верховую езду, с радостью согласилась. Не желая ждать, пока она переоденется – ибо промедление могло лишить их возможности насладиться мимолетной красотой заката, – Карл велел ей ехать в чем была – по-мужски, раскинув ноги, как ездят верхом деревенские девчонки.

Вечера все еще радовали теплом, но приближение осени чувствовалось по многим приметам – кроны деревьев местами окрасились желтым, фруктовые деревья клонились от тяжести переспевших плодов.

– Я никогда не простил бы себе, если бы ты заболела чумой, – неожиданно сказал Карл.

Дженни повернула голову и без улыбки встретила его взгляд. Под глазами Карла легли глубокие тени, губы вытянулись в тонкую линию. Усмешку его никак нельзя было назвать веселой.

– Бог, к счастью, уберег меня и вас, ваше величество, – торопливо добавила Дженни.

В темных глазах Карла блеснул огонек. Он протянул ей руку и, потянув к себе, поцеловав в губы, едва не стащив при этом с седла.

– О, сладкая моя, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить? – в раскаянии воскликнул Карл. – Простишь ли за то, что я позволяю другим диктовать мне, что делать, когда речь идет о сердечных привязанностях? – Карл замолчал. Для того чтобы задать тот вопрос, который вертелся у него на языке, ему требовалось собраться с духом.