Хитрый Андрокл сразу догадался, зачем пришел к нему русский купец, но сделал вид, что не понимает. Новгородцу пришлось разъяснить, что он явился для переговоров о выкупе Ольги. Намерение выкупить русскую пленницу возникло у него еще в прошлом году, когда он в первый раз побывал в доме Андрокла. Теперь появились деньги, чтобы это осуществить.
– Я должен подумать над твоим предложением, – сказал грек. Посоветуюсь с женой, узнаю, как вела себя рабыня Ольга и достойна ли она свободы – этого лучшего украшения человека.
Русский купец отлично понимал, что эти громкие, но пустые слова говорятся с определенным намерением: поднять цену на пленницу, с которой не желал расставаться Андрокл. Но Ефрему не хотелось портить отношения с ювелиром, и потому, сдержав себя, он простился с Андроклом дружелюбно и пообещал зайти завтра.
На следующий день его ждал жестокий удар. В упор глядя на посетителя круглыми совиными глазами, грек заявил:
– Я выяснил дело. Оказалось, что русская рабыня Ольга у меня в доме весьма нужный человек. Она нянчит моего сына Стратона, и он так ее любит, что называет матерью. А ты сам должен понять, почтенный Ефрем, что отрывать мать от ребенка – не угодное богу дело.
Малыга перевел слова ювелира. Новгородец побелел от ярости. Ему захотелось крепко выругаться, но он заговорил спокойно:
– Как прикажешь понимать твои слова, почтенный Андрокл? Ты отказываешься продать Ольгу? Напомню тебе: у нее двое родных детей, а ты сам говоришь, что жестоко разлучать мать с детьми.
– Кажется, ее дети достаточно взрослые, чтобы обходиться без материнской заботы, – сказал аргиропрат.
– Не твое дело судить об этом! – разразился новгородец. – И ты не имеешь права нарушать закон! Всякий раб имеет право на выкуп, и ты это знаешь. Я пойду с жалобой к эпарху.
– Не спеши, почтенный Ефрем! Я ведь не отказываюсь уступить Ольгу. Все дело в цене. Я назначаю сто номисм.
– Сто номисм?! – вскричал пораженный новгородец, услышав требование Андрокла. – Так дорого не продавался ни один раб в мире, даже одаренный многими талантами.
– Теперь такой случай будет, если ты не пожалеешь казны, – ядовито усмехнулся Андрокл. – Всякий товар ценится по его спросу. Я вижу, тебе очень хочется купить эту красивую невольницу, и назначаю свою цену.
– А любовь твоего сына к Ольге ты оцениваешь в сто номисм?!
– Да, я ставлю ее именно в такую цену, – издевательски ответил ювелир. – Сто номисм – деньги, а мальчик утешится через неделю.
– Теперь я буду думать о твоем предложении! – вскричал Ефрем и в гневе оставил эргастерий.
Грек пришел в отличное настроение: он удержит в своем доме любимую няньку Стратона, а если русский купец решит раскошелиться, ему, Андроклу, достанется хороший барыш.
Все русские на подворье святого Мамы были возмущены бесчестным поведением Андрокла, а отчаяние Зори и Светланы невозможно описать. Разбивалась их светлая мечта избавить мать от тягостного плена, вернуть ее на Русь, снова зажить всей семьей. Напрасно Угар пытался утешить их, внушить им хотя бы слабую тень надежды.
В эти трудные дни Светлана особенно оценила чуткость и деликатность Неждана. Он не выказывал свою любовь, не совался с ненужными утешениями, а только издали смотрел на девушку грустными и преданными глазами, готовый пойти для нее на какую угодно жертву.
– Любый… – беззвучно шептали губы Светланы.
Да, за долгие дни путешествия девушка в полной мере оценила беззаветное чувство Неждана и поняла, что ему, только ему одному может она отдать свое сердце.
Родные Ольги и сама она сознавали, что сто золотых даже для Ефрема огромная сумма, и вряд ли он при всей своей доброте решится ее выложить. Это означало бы для него завершить долгий и трудный поход без прибыли. И такими жалкими представлялись Зоре и Светлане те три или четыре гривны серебра, которые они могли бы предложить ему в возмещение расходов.
Глава седьмая
Мать и дочь
Зоря получил от купца Ефрема крепкий нагоняй за свой смелый замысел похитить мать из дома Андрокла и тайком увезти из Византии. А через несколько дней в голове Светланы родился план, который показался ей легко и просто осуществимым. Она решила предложить себя Андроклу в рабыни вместо матери.
Узнав об этом, потрясенный Зоря воскликнул:
– Да ты с ума сошла, Светланка! Такое выдумать!..
Девушка принялась горячо убеждать брата.
– Ты только подумай, Зорька, – говорила она, – какое горе будет бате, если мы вернемся из дальнего нашего похода без матушки.
– А без тебя? – возразил юноша. – Каково ему придется?
– У него, Зорька, останешься ты. Нас, детей, у бати двое, а матушка одна.
Сраженный таким доводом, Зоря долго молчал. Потом нерешительно спросил:
– Разве не страшно тебе идти в неволю такой молодой?
– Страшно, Зоренька! – всхлипнула Светлана. – Ой, страшно… Да матушке еще страшнее оставаться здесь. Ведь уж два года томится она одна, а после того как нас повидала, ей плен будет горше смерти…
Зоря начал сдаваться. Но ему все же казалась дикой мысль, что Светланка станет рабыней. Светланка, его сестренка, которая всегда была рядом с ним, сколько он помнил себя, с которой он дрался и мирился десять раз на дню, когда они были маленькими. Эту Светланку придется оставить невольницей в доме злого Андрокла – урода с глазами совы, с черствой душой…
Но мать? Матушка, за которую он отдал бы всю свою кровь по капле? И тут Зоря высказал робкое предположение:
– Послушай, Светланка, может, он меня возьмет?
Девушка горько улыбнулась, услышав такую нелепость.
– Нужен ты ему! Нет, уж если он согласится на мену, то только чтобы я пошла заместо матушки. Я стану нянчить этого постылого Стратошку…
Глаза девушки блеснули ненавистью. Бесконечная любовь и нежность к матери заставили Светлану считать неповинного мальчика причиной всех их бедствий.
Своим планом дети Ольги поделились с Ефремом. Новгородец не удивился, что дочь хочет отдать себя для спасения матери, но сначала он усомнился в том, что Андрокл согласится на обмен.
Однако потом, глядя на стройную синеокую красавицу с длинными русыми косами, новгородец подумал: «Судя по тому, что мне рассказывал дед Малыга про этого любителя женской красоты, он, пожалуй, с охотой возьмет дочку вместо матери…»
Светлане купец посоветовал не торопиться с исполнением своего намерения.
– Бог даст, может, еще и передумает этот кровопийца, – сказал Ефрем. Такое дело, как ты задумала, сделать можно скоро, да переделывать долго.
Когда о замысле Светланы узнал Неждан, он был поражен, как громом.
– Ты решилась на такое… на такое! – Парень запинался и не мог сразу выразить свои мысли. – Остаться здесь?… Не увидеть Киева… родины!..
– А матушка? Ей можно остаться?…
И в этих словах Светланы прозвучала такая великая и преданная любовь, что Неждан не мог ничего возразить.
Целых два дня бродил он мрачный и задумчивый, а потом, вызвав Зорю и Светлану в укромное место, глухо произнес, потупив глаза в землю:
– Ладно, коли так, я тоже остаюсь в Царьграде!
– Неждан! – ахнула девушка, а Зоря молча схватил руку друга и крепко пожал ее.
– Что – Неждан?! – с непонятным ожесточением крикнул юноша. – Я уже восемнадцать годов Неждан! Как сказал, так и сделаю. Неуж одну тебя покину у этих проклятых ромеев? Пойду работать в мастерскую