несчастья, случавшиеся на реке, а у новичков по спине пробегал холодок. Лоцманы старались обрывать такие разговоры, потому что они портили людям настроение.

На ночь выставили усиленные караулы. Кметы глядели зорко: не подбираются ли вороги, не крадется ли волкудлак[85] из неотпетой могилы. Лютобор и другие предводители стражи до рассвета не сомкнули глаз, то и дело обходя посты. Но кругом все было тихо, только журчала днепровская струя, да время от времени глухо ухал див[86] в лесу за рекой.

Поднялись до рассвета. Воины надели полное вооружение – кольчуги и латы, защитили головы шлемами, положили под рукой щиты. Если печенеги начнут обстреливать лодьи, воины закроют гребцов от стрел. Мечи и копья лежали под рукой, луки со стрелами могли быть каждую минуту пущены в ход.

Учаны один за другим отправлялись в путь, расстояния между ними значительно увеличились: если какая-нибудь несчастливая лодья налетит на камень, следующая за ней успеет увернуться.

Еще не доплыли до первого порога, а посреди Днепра показались из воды, как зубы чудовищного дракона, три огромные скалы. Вода разбивалась о них с грохотом. Днепр был здесь неширок, и, чтобы миновать скалы, требовалось немалое искусство.

Лютобор сидел около забинтованного Митяя. Хозяин поручил ему, если случится несчастье, прежде всего спасать свое главное сокровище – сына. Глаза мальчика блестели от лихорадки, но он с любопытством расспрашивал обо всем, что происходило вокруг.

– Это первый порог, дядя Лютобор? – спросил Митяй.

– Да. «Неспи» его называют люди.

– Он страшный?

– Не очень. Вода стоит большая, и мы пройдем по реке. В нем всего-то будет сажень[87] двести, но возни с ним хватит.

Лодьи подвернули к левому берегу, спустили трапы и вывели лошадей. Кметы сходили на землю, при них были луки со стрелами и щиты. Гребцы раздевались, иные догола, другие снимали рубахи. Пленных печенегов тоже стащили из лодей.

Охрана шла по берегу, и каждый не спускал пальцев с тетивы лука, чтобы мгновенно открыть стрельбу по врагу, затаившемуся в кустах. Собаки шныряли по берегу, вынюхивая чужих.

Гребцы «Единорога» и других учанов с уханьем и визгом полезли в реку, облепили суда, как муравьи, и начали спускать их по воде. Не раз у кого-нибудь из тащивших лодью срывались руки со скользкого борта, и человек при дружном смехе товарищей шлепался в теплую воду.

Наконец после трудной работы Неспи остался позади, и лодьи в строгом, раз навсегда установленном порядке двинулись дальше. Без приключений, но вдоволь потрудившись, миновали Островной и Лоханный пороги. За Лоханным следовал опасный Богатырский забор, перегораживавший чуть не всю реку и оставлявший только узенький проход для лодей. Проскочили и забор.

Работа, тяжелая работа! Гребцы изнемогали – им нелегко было тащить нагруженные учаны. Трудно приходилось и воинам. Они шли по каменистому берегу в полном вооружении, их одежда под доспехами промокла от пота.

И вдруг на берегу поднялась суматоха. Ее виновниками стали пленные печенеги. Прежде чем спустить рабов на берег, с них сняли ножные кандалы, иначе они задерживали бы караван. Долгое время пленники шли смирно, а потом переглянулись, что-то крикнули друг другу на своем гортанном наречии, оттолкнули усталых конвоиров и устремились по песку в ближнюю чащу.

Погоня началась не сразу. Стражей было много, они мешали друг другу, суетились, а легко одетые пленники, ловкие, сильные, вот-вот готовы были нырнуть в кусты.

За пленниками кинулись собаки. Они бегали вокруг печенегов, кусали их за ноги. Опомнились и воины, настигли пленников, и завязалась отчаянная свалка.

Кочевники били русских закованными в железо руками, пинали ногами. Стражи пустили в ход оружие. Когда схватка окончилась, один из печенегов лежал мертвым, грудь его была пробита копьем.

Воины укоряли друг друга:

– Это ты, Сенька, его сдуру саданул!

– Не, не я! У меня копье чистое. Видать, Трошка постарался…

– Ан нет, и не думал.

Явившийся на место происшествия Онфим сказал, взглянув на убитого:

– Эк здоров, медвежина! За такого в Царьграде гривен восемь серебра дали бы. Снимите с него оковы – не пропадать же добру!

Таково было надгробное слово погибшему кочевнику.

И опять по каравану понеслись окрики:

– Вперед! Вперед! Не отставать!..

Надо было еще миновать в этот день Звонец: неумолчный звон и плеск волн этого порога слышны были издалека.

Солнце склонялось к закату, когда Звонец остался позади. Была сделана меньшая часть работы, наиболее легкая.

Впереди лежал грозный Ненасытец или, как его называли лоцманы, Разбойник, или Дед.

Мимо него надо было проходить по берегу. Вода в Ненасытце неслась с огромной скоростью и падала отвесно со скалистой гряды, запиравшей реку от берега до берега. Спускались через этот порог лишь немногие смельчаки в легких челнах, да и то иные платились жизнью.

В эту ночь в лагере было неспокойно: не угасая, горели костры и факелы, и люди почти не спали. Собаки лаяли в темноту, а лошади, привязанные к кормушкам, тревожно ржали.

На рассвете в степь отправились конные разведчики. Они вскоре вернулись, чуть не попав в плен к печенегам. По рассказам дозорных, кочевников было человек триста.

Хозяева, кормчие и предводители стражи держали совет. У ватаги было два выхода: укрепиться в лагере и обороняться или во что бы то ни стало пробиваться вперед. Первый выход не годился: люди скоро останутся без пищи, добыть ее будет невозможно, а за время осады из степи могут привалить новые отряды кочевников. Решили с боем идти через пороги.

Ненасытецкий волок тянулся на целое поприще.

Русские действовали быстро и дружно. Оставить груз на берегу и перекатывать пустые лодьи грозило бедой. Товары мигом стали бы добычей кочевников. Решили катить учаны с грузом. Трудное, но неизбежное дело. Образно выражаясь, лагерь должен был двигаться на колесах.

Пленников, спеленатых, как младенцев, уложили в лодьи. На дне «Единорога» лежали Митяй и носильщик Тереха, раненный в ночной схватке с печенегами. В учанах укрывались и женщины. Только Светлана наотрез отказалась прятаться и заявила, что потащит лодью наравне с мужчинами.

Онфим, Хрисанф и Лютобор распоряжались умело. С правого бока, обращенного к берегу, учаны должны были тащить гребцы и припряженные к лодьям кони. Скрытые за высокими бортами, люди будут в полной безопасности от неприятельских стрел. А с другой стороны лодьи будут волочь воины; от стрел их защитят надежные доспехи. Если кому и суждено пасть в бою, что же: всякому свой час, а дальние походы редко обходились без жертв.

К счастью ватажников, на берегу валялись сотни колод, отполированных днищами учанов. Оставалось только собирать их и подкладывать под лодьи. Для «Единорога» эту нелегкую обязанность взяли на себя Неждан и Зоря – сильные, проворные, хорошо защищенные доспехами. И все же дело это было смертельно опасное: в то время когда ребята будут выбегать на открытое место за подкладками, печенежская стрела может впиться в тело, недостаточно защищенное кольчугой.

Но уж тут приходилось положиться на свое счастье.

Учаны поползли по левому берегу Днепра, как гигантская ощетинившаяся многоножка, кольца которой почти смыкались одно с другим. Русские едва ли не в первый раз применили такой необычный способ передвижения.

Рослые длинноусые печенеги лавиной вылетели из степи. Они с гиком скакали по высокой траве на маленьких лошаденках, так что ноги их почти касались земли, и восклицали в недоумении: