комнату Говарда до утра. Но непременно проведаю его — сразу или через несколько часов. А обнаружив Говарда спящим в мокрой и грязной одежде, неизбежно подумаю, что после этого отвратительного путешествия на кладбище у него начался очередной приступ амнезии.

Да, мистер Ван Хорн, вы совершили два преступления — нарушили заповедь, относящуюся к субботе, и обесчестили «родителей» Говарда. Но сделали это так умело, что провели меня как мальчишку и заставили поверить, будто нарушителем заповедей был Говард.

8

— Продолжайте, мистер Квин, — повторил Дидрих.

— Конечно, я продолжу, — откликнулся Эллери. — Позвольте мне перейти, наверное, к самому эффектному образу вашего психологического мастерства.

В прошлом году я с наивной самонадеянностью доказал, что Говард нарушил заповедь «не произноси ложного свидетельства на ближнего своего». И особо подчеркнул, что Говард упорно отрицал правду. То есть отрицал, что отдал мне ожерелье Салли для залога в ломбард. Разумеется, все было верно — он отдал мне ожерелье для залога в ломбард и солгал, сказав, что не делал этого.

Но и здесь вы ловко манипулировали событиями и, точно оценив Говарда, поставили его в такое положение, что он был вынужден солгать!

По-прежнему выступая в роли шантажиста, мистер Ван Хорн, вы потребовали уплатить вам вторые двадцать пять тысяч долларов. В сущности, сразу после того, как первый выкуп за письма был заплачен. Очевидно, вам хотелось максимально надавить на Говарда и Салли. Но где они могли достать новые двадцать пять тысяч долларов? Никакой наличности в сейфе или где-либо в доме больше не было, и речь не шла о краже. Вы знали, что они не смогут занять эти деньги, даже если осмелятся «оставить за собой след». У них была лишь одна вещь, способная потянуть на столь крупную сумму: ожерелье Салли. И вполне можно было допустить, что кто-нибудь из них подумает об этом бриллиантовом ожерелье как о средстве удовлетворения второго требования шантажиста.

Более того. Вы знали, что я был посредником Салли в первых переговорах с шантажистом. И могли догадаться, что я попытаюсь оказать ей очередную услугу и выручу деньги, необходимые для новой уплаты. Ну а если бы я отказался, вы бы, несомненно, воспользовались какой-то другой, заранее подготовленной схемой. Я бы клюнул на эту наживку, позволил себе согласиться с предложением, и все пришло бы к аналогичному финалу — Говард стал бы отрицать, что отдал мне ожерелье Салли.

Но я согласился им помочь. И помог. Так что сцена для вашего лучшего психологического представления была подготовлена.

Как только я заложил ожерелье и отнес деньги на железнодорожную станцию Райтсвилла, по договоренности с шантажистом, вы обрушили свой удар.

На этот раз вам понадобилось иное орудие — ваш брат Уолферт, мистер Ван Хорн. Вы знали Уолферта не хуже, чем Салли и Говарда. И что же сказал Уолферт? Он заявил, что, судя по вашим словам, вы «надеялись», будто комитет по строительству музея не станет «поднимать шум» из-за ваших пожертвований. Поделиться подобной «надеждой» с Уолфертом — человеком завистливым, озлобленным и коварным — значило погубить ее. На самом же деле Уолферт ликовал: «Я убедил их принять пожертвования и отблагодарить нашего мецената». Я помню, как он произнес эти слова утром, за завтраком. Но Уолферт был прав лишь отчасти. И он оказался только орудием, вашим орудием. Вы играли им, мистер Ван Хорн, так же легко и уверенно, как играли вашей женой и сыном. Уолферт считал, что, уговорив комитет устроить в вашу честь торжественный обед, он заставит вас скорчиться от отвращения. Ведь на обед положено являться во фраке или в смокинге, а он знал, как вам противны парадные костюмы. Но именно этого вы от него и добивались. Потому что тогда у вас возник естественный и невинный предлог попросить Салли надеть ее бриллиантовое ожерелье. А вам было известно, что у нее его больше нет.

Итак, Салли придется сознаться, что ожерелье исчезло. Скажет ли она правду? Нет, ни за что. Для того чтобы сказать правду, ей понадобится разъяснить всю запутанную историю с шантажом и его причинами. Вы понимали, что Салли скорее умрет, чем раскроет тайну. Вы понимали, что Говард скорее убьет ее, чем позволит Салли раскрыть тайну. И снова было бы вполне резонно предположить, что они сочинят какую-то небылицу и попробуют объяснить пропажу ожерелья. Ограбление словно витало в воздухе. Говард украл деньги и попытался выдать кражу за дело рук «постороннего» вора. Никто бы не усомнился в том, что пропажа ожерелья — это очередной грабеж.

Когда Салли позвонила вам в офис и сообщила, что из сейфа украдено ожерелье, вы сразу поняли — ваш расчет был точен. Оставалось пустить в ход последнее средство давления, и вы позвонили шефу полиции Дейкину.

С этого момента любые ошибки заведомо исключались. Все пойдет по плану — Дейкин непременно обнаружит ожерелье в ломбарде у Симпсона, «найденную» драгоценность предъявят Салли и Говарду, Симпсон опознает меня и скажет, что я — человек, заложивший у него ожерелье. Я начну защищаться и выдам правду или какую-то ее часть, то есть отвечу, что Говард попросил меня заложить ожерелье. А Говард, не желая говорить ни слова о своей любовной связи с Салли, будет это отрицать, — в общем, произносить ложное свидетельство на ближнего своего, — уточнил Эллери.

И продолжил:

— Девять преступлений против десяти Синайских заповедей, и лишь два из них совершены Говардом по его воле, без воздействия извне. Но все остальные вы либо навязали Говарду, обманув его, либо сами нарушили эти заповеди, замаскировавшись под Говарда.

Да, девять преступлений, а когда я обнаружил величественную модель и предугадал тем самым неизбежное десятое преступление, мистер Ван Хорн, вы опять подготовили для меня сцену. И решили выступить в кульминационном акте.

Потому что все ваши действия неуклонно вели к убийству, мистер Ван Хорн, — заключил Эллери. — К двойному убийству, способному удовлетворить вашу холодную ярость и жажду мести… К убийству вашей жены, изменившей вам, и к убийству вашего приемного сына, «укравшего» у вас любовь и привязанность супруги. Я включаю Говарда в число убитых вами жертв, мистер Ван Хорн. Не имеет значения, умер ли он в тюрьме после суда и вынесенного сурового приговора за убийство, которого не совершал, или покончил с собой в твердой уверенности, что совершил это убийство. Все равно его смерть была убийством в равной степени, как если бы вы задушили его своими сильными руками. А ваши руки уже успели к тому времени задушить Салли.

9

Подбородок Дидриха тяжело опустился ему на грудь, а глаза снова были закрыты. Казалось, что он опять уснул в инвалидном кресле. Однако Эллери не стал останавливаться.

— Когда я позвонил вам той ночью и предупредил, что ваша жизнь в опасности, мистер Ван Хорн, вы поняли, что великий момент наконец настал. Если раньше вы и сомневались, то все сомнения развеялись, как только я сказал, что для возвращения к вам мне понадобится минут сорок — сорок пять. Подобный отрезок времени идеально соответствовал намеченной вами цели. Сорока или сорока пяти минут с лихвой хватало, чтобы осуществить задуманное.

По-моему, мистер Ван Хорн, вы собирались в ту ночь убить Салли независимо от того, обнаружил ли я задуманную вами модель десяти заповедей или нет. Если бы я не догадался о ней прямо перед убийством Салли, то неизбежно сделал бы это позднее, благодаря искусно подстроенным вами свидетельствам. Но допустим, что случилось бы самое худшее и я по глупости не сумел бы обнаружить и определить вашу модель. Бесспорно, вы были готовы и к такому варианту. Вы бы просто раскрыли мне ее как версию или прозрачно намекнули бы о ней, и в конце концов до меня бы дошел весь масштабный замысел. Бог знает, но вы почти ничего не оставили на произвол судьбы, всю неделю продолжая подбрасывать мне цифру десять,

Вы читаете Чудо десяти дней
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату