двух перебеленных листов «Севастополя» и проекта адреса*. Третьего дня у нас отбиты ложменты против 5 бастиона, отбиты со срамом. Дух упадает ежедневно, и мысль о возможности взятия Севастополя начинает проявляться во многом.
24 апреля. 4-й бастион. Я получил из дома 300 р., отдал Мещерскому и Богаевичу, но остальные не отдаю, потому что хочется поиграть. Получил письмо от тетки, которое передал, для передачи князю, Ковалевскому. Эти две приятные вещи, я думаю, больше всего оттолкнули меня от работы, так что я в каком-то ужасно холодном практическом расположении и духа и в два дня на бастионе отделал только несколько листочков «Севастополя».
8 мая. Вчера заступил на бастион. Ровно ничего не делал все время, но приятно, очень приятно провел это время. Из письма Пелагеи Ильиничны ничего не вышло. Должно быть, к лучшему. Послал «Севастополь» и получил вещи и «Записки фейерверкера» кончу на днях.
19 мая. [Позиция на реке Бельбек. ] 15 мая я назначен командовать горным взводом и выступил в лагерь на Бельбек в 20 верстах от Севастополя. Хлопот много, хочу сам продовольствовать и вижу, как легко красть, так легко, что нельзя не красть. У меня насчет этого воровства планов много, но что выйдет, не знаю*. Природа — восхитительна, но жарко. Все время ничего не делал.
11 июня. Утром занимался легко и с большим удовольствием, но начал поздно и не повторил вечером. Кроме того, бесхарактерен был два раза в прижигании лаписом и в том, что ел вишни. Итого три.
Смешно, 15-ти лет начавши писать правила, около 30 все еще делать их, не поверив и не последовав ни одному, а все почему-то верится и хочется. Правила должны быть моральные и практические. Вот практическое, без которого не может быть счастья, умеренность и приобретение. — Деньги.
12, 13, 14, 15 [июня]. Два дня делал ученья, вчера был в Бахчисарае и получил письмо и статью от Панаева*. Меня польстило, что ее читали государю*. Служба моя в России начинает меня бесить так же, как и на Кавказе. […]
16 июня. Целый день работал, и несмотря на то, что здоровье хуже, я доволен своим днем и ни в чем не имею упрекнуть себя. Ура. Окончил «Записки юнкера»*, не четко и нехорошо, но послать можно.
17 июня. Встал поздно, здоровье нехорошо, работал все над «Записками юнкера». […]
18 июня. Утром кончил «Записки юнкера», написал письмо и послал. После обеда поленился читать Пена*. Но делал ученье, вечером написал проспектус маленькой «10 мая»*.[…]
19 июня. Утро занят был бумагой Крыжановского о квитанции и хозяйством. Только читал. После обеда пописал немного «10 мая», но очень мало. […]
20 июня. Встал поздно, читал, хозяйничал и написал немного «10 мая». После обеда же ужасно, непростительно ленился, все читал Пендениса. Здоровье хуже. […]
21 июня. Встал поздно, читал, написал письмо Маше. После обеда ленился, но зато после чаю написал много и с удовольствием. Здоровье лучше.
22 июня. Каково! В целый день ни в чем не могу упрекнуть себя. Писал много «10 мая» и написал письмо Татьяне Александровне. […]
23 июня. Целый день писал. Окончил начерно и вечером лист набело переписал. Тщеславился ужасно перед Столыпиным, 1. Не выдержал характера — не написал письма. 2. Впрочем, это извиняется. Лучше пишется, когда скоро. На завтра. Пересмотреть всю «Весеннюю ночь»* с точки зрения цензуры и сделать изменения и variantes.
24 июня. Беру себе за правило для писанья составлять программу, писать начерно и перебеливать, не отделывая окончательно каждого периода. Сам судишь неверно, невыгодно, ежели часто читаешь, прелесть интереса новизны, неожиданности исчезает, и часто вымарываешь то, что хорошо и кажется дурным от частого повторения. Главное же, что с этой методой есть увлечение в работе. Целый день работал и ни в чем не могу упрекнуть себя. Ура!
25 июня. […] Завести две тетрадки 1) Правила и 2) На завтра; во второй вымарывать по мере исполнения и просматривать первые числа. Или лучше 4 отдела дневника: 1) Правила, 2) На завтра, 3) Мысли, 4) Факты. […]
26 июня. Кончил «Весеннюю ночь», уж не так хорошо кажется, как прежде. Упрекать себя не могу ни в чем.
27 июня. [Бахчисарай. ] Был в Бахчисарае, читал Ковалевскому «Весеннюю ночь», которой он остался очень доволен. Еще польстило моему самолюбию и рассердило против Крыжановского то, что я узнал от Ковалевского, что я давно приглашен участвовать в Брюссельском журнале*.[…]
[30 июня. Позиция на реке Бельбек. ] 28 июня. Употребление дня. Утром рано выехал из Бахчисарая, приехал к себе, поел, распорядился, написал немного дневника и поехал в Севастополь. На Инкермане отдал деньги Ельчанинову, заехал к штабным, которые более и более мне становятся противны, и наконец в Севастополь. Первая встреча была бомба, которую разорвало между Николаевской и Графской (на другой день около библиотеки — пули). Вторая — было известие о смертельной ране Нахимова. Броневский, Мещерский, Калошин — все меня любят и милы. На возвратном пути на другой день, 29 июня, которое утром провел частью у офицеров батареи, частью у Мещерского, я на Инкермане. Нашел барона Ферзена и был рад ужасно. Действительно, я, кажется, начинаю приобретать репутацию в Петербурге. «Севастополь в декабре» государь приказал перевести по-французски.
Факты. Есть люди, по своей храбрости похожие на заводских жеребцов, которые ужасно страшны на выводке и коровы под седлом. 2) Покойный Тертюковский был, говорят, чисто русский хорошенький молодой офицерик. Стоя на батарее, похлопывая ногой и в ладони, кричал, бывало: первое, второе, третье… 3) В Волынском редуте, перед приступом, одна бомба падала за другой. Никто не приходил и не выходил, мертвых раскачивали за ноги и за руки и бросали за бруствер. 4) Интересный весь рассказ Никифорова о беганье. 5) При контузии человеку кажется, что он летит кверху. […]
30 июня. Приехал домой, был в самом гадком расположении духа, написал два письма — Валерьяну и Пелагее Ильиничне, читал, распоряжался. Должен сделать себе сильный упрек за раздражительность. Завтра примусь за «Юность».
5 июля. Начинаю сильно лениться. Теперь только настало для меня время истинных искушений тщеславия. Я много бы мог выиграть в жизни, ежели бы захотел писать не по убеждению.
Факты: Солдаты, сидя верхом, ужасно любят петь. Лень, лень, лень.
6 июля. Надеюсь, что нынче последний день праздности, в которой я провел всю неделю. Нынче целый день читал какой-то нелепый роман Бальзака* и только теперь взял перо в руки. Мысли: Писать дневник офицера в Севастополе — различные стороны, фазы и моменты военной жизни. И печатать его в какой-нибудь газете. Я думаю остановиться на этой мысли, хотя главное мое занятие должно быть «Юность» и «Молодость», но это для денег, практики слога и разнообразия. Упреки: 1) Лень, 2) раздражительность.
8 июля. Здоровье очень худо, и не могу работать. Ровно ничего не делал. Мне нужно собирать деньги, 1) чтоб заплатить долги, 2) чтоб выкупить имение и иметь возможность отпустить на волю крестьян. […]
12 июля. Целый день не писал ничего, читал Бальзака, занимался только ящиком новым. И решил, что денег казенных у меня ничего не останется. Даже удивляюсь, как могла мне приходить мысль взять даже совершенно лишние. Я очень рад, что выдумал ящики, которые будут стоить