Артельщик, Таня и Сахатов. Входит доктор.
Доктор
Сахатов
Доктор. А я думал, что вы за границей. К Леониду Федоровичу?
Сахатов. Да. А вы что же? Болен разве кто?
Доктор
Сахатов. Вы так и Анне Павловне высказываете ваш диагноз? Ей не нравится, я думаю.
Доктор
Сахатов. Я? Нет, я не спирит тоже… Ну, мое почтение!
Доктор. Нет, ведь я тоже не отрицаю вполне, когда такой человек, как Кругосветлов, принимает участие. Нельзя же! Профессор, европейская известность. Что-нибудь да есть. Хотелось бы как-нибудь посмотреть, да все некогда, другое дело есть.
Сахатов. Да, да. Мое почтение!
Доктор
Таня. В спальне. Да вы пожалуйте.
Сахатов и доктор расходятся в разные стороны.
Артельщик, Таня и Федор Иваныч (входит с газетой в руках).
Федор Иваныч
Артельщик. От Бурде, с платьем да с запиской. Велели подождать.
Федор Иваныч. А, от Бурде!
Таня. Сахатов, Сергей Иваныч, и еще доктор. Они тут постояли, поговорили. Все о спиритичестве.
Федор Иваныч
Таня. Да я и говорю об спиритичестве. А вы слышали. Федор Иваныч, как прошлый раз удалось хорошо?
Федор Иваныч. А ты почем знаешь?
Таня. А Лизавета Леонидовна сказывали.
Таня, Федор Иваныч, артельщик и Яков-буфетчик (бежит с стаканом чаю).
Яков
Артельщик
Яков стучит в дверь к Василью Леонидычу.
Те же и Григорий.
Григорий. Давай.
Яков. А стаканы вчерашние всё не принесли, да и поднос от Насилья Леонидыча. Ведь с меня спросят.
Григорий. Поднос занят у него с сигарками.
Яков. Так вы переложите. Ведь с меня взыскивают.
Григорий. Принесу, принесу!
Яков. Вы говорите, принесу, а его нет. Намедни хватились, а подавать не на чем.
Григорий. Да принесу, говорю. Эка суета!
Яков. Вам хорошо так говорить, а я вот третий чай подавай да завтракать собирай. Треплешься, треплешься день-деньской. Есть ли у кого в доме больше моего дела? А все нехорош!
Григорий. Да уж чего лучше? Вишь, как хорош!
Таня. Вам все нехороши, только вы один…
Григорий
Таня, Яков, Федор Иваныч, и артельщик.
Яков. Да что, я не обижаюсь, Татьяна Марковна, барыня не говорила ничего про вчерашнее?
Таня. Это об лампе-то?
Яков. И как это она вырвалась из рук, бог ее знает. Только стал обтирать, хотел перехватить, — вышмыгнула как-то… В мелкие кусочки! Все мое несчастье! Ему хорошо, Григорию-то Михайлычу, говорить, как он один головой, а вот как семья? Ведь тоже надо обдумать да прокормить. Я на труды не смотрю. Так ничего не говорила? Ну, и слава богу! А ложечки у вас, Федор Иваныч, одна или две?
Федор Иваныч. Одна, одна.
Яков уходит.
Таня, Федор Иваныч и артельщик. Слышен звонок. Входят Григорий с подносом и швейцар.
Швейцар
Григорий
Таня, Федор Иваныч, швейцар и артельщик.
Таня. Откуда мужики?
Швейцар. Из Курской, кажется…
Таня
Федор Иваныч, швейцар и артельщик.
Швейцар. Так как скажете: пустить их сюда или как? Они говорят — об земле, барин знает.
Федор Иваныч. Да, о покупке земли. Так, так. Гость у него теперь. Ты вот что: скажи, чтоб подождали.
Швейцар. Где ж ждать?
Федор Иваныч. Пусть на дворе подождут, я тогда вышлю.
Швейцар уходит.
Федор Иваныч, Таня, за ней три мужика, Григорий и артельщик.
Таня. Направо. Сюда, сюда!
Федор Иваныч. Я не велел пускать было сюда.