как здесь.

Катерина Матвеевна. Да, вы счастливее… А нам, женщинам, как устроить свою жизнь? Я сама думала ехать в университет, но ежели бы знать положительно те новые условия, в которые встанешь? а то трудно нам, людям передовым, найти путь в жизни, на котором бы не давили нас ретроградство, застой и закоснелость. Здесь я не могу более оставаться. Я чувствую, что все те честные и либеральные заложения моей натуры, которые составляют мою силу, глохнут здесь, и я — страшно сказать! — я скоро стану не похожа, а близка всем этим принципам… Что делать! Алексей Павлович! Вы широкая, свежая и неиспорченная натура, вы яснее видите. Спасите меня! Спасите погибающую свободную — может быть, единственную вполне свободную женщину. Да, я чувствую, что гибну, гаснет этот свет свободы от суеверия, с которым я жила. Этот человек нанес мне страшный удар! Он поколебал во мне веру в прогресс. Спасите меня, Алексей Павлович, вы чистый человек, вполне человек!..

Студент (тронутый). Какая вы честная личность!..

Катерина Матвеевна. Нет, позвольте! Я гибну, и они все будут торжествовать! Они все скажут: вот она хотела быть свободной, — и она такая же, как мы все. Им радость будет… Научите меня, что делать?.. Я глубоко уважаю вас одних изо всей толпы, окружающей меня!..

Студент (жмет ей руку). Я могу сказать, что не знал вас до сей минуты. Мне казалось — я буду откровенен вполне, — что вы не до корня проникнуты нашими убеждениями. Я теперь только вполне вижу всю высоту и искренность ваших воззрений.

Катерина Матвеевна (жмет руку до боли). Да, я много передумала и пережила. Для меня нет возврата, я ненавижу отсталость, я вся принадлежу новым идеям. Нет ничего, что бы могло остановить меня, и я уважаю вас, глубоко уважаю. Научите меня, куда бежать, где мне будет легче дышать. Здесь душит меня все окружающее. Я послушаю одного вашего совета. Я жду.

Студент (задумывается). Да, я знаю кружок людей, в котором бы вы могли занять то место в жизни, к которому вы призваны. Да. Но я боюсь, что все-таки вы увлекаетесь, что вы побоитесь…

Катерина Матвеевна. Позвольте, позвольте, чем вы это докажете?

Студент. Вот видите ли. Для меня самого жизнь в Москве наскучила: бедность, отсутствие труда, постоянно вознаграждаемого… По аудиториям шляться прискучило, слушать болтовню профессоров (все пустые башки)… Упитанных барчонков учить — еще глупее. У меня в виду была другая жизнь. В Петербурге, изволите ли видеть, есть кружок людей, которые затеяли некоторое хорошее дело. Они устроили коммуну. Вот к этим людям и я хотел присоединиться…

Катерина Матвеевна (хватая его за руку), Алексей Павлович, высказывайтесь! Я чувствую, что эта коммуна составлена именно из тех личностей, которых я ищу… Алексей Павлович, я дрожу от волнения… Спасите меня!

Студент. Вот изволите видеть: живут в Петербурге эти господа. Один из них мне приятель. Он из семинарии (как всем известно, что в наше время быть из семинарии почти чин, так как лучшие головы и таланты все из семинарии). Он известен даже в литературном мире своей критикой на повесть «Чижи». Вы читали, может быть? Замечательная статья: «Чижа не уничижай». Он тут проводит мысль о прогрессе идей в наших семинариях.

Катерина Матвеевна. Замечательная. Я читала. Великолепная, великолепная статья.

Петруша входит и слушает незамеченный.

Студент. Ну-с, вот этот господин пишет мне, что они в Петербурге устроили коммуну. Их трое было сначала: один медик, один «так» и студент. Весьма важное предприятие. Дело в том, что они соединились для общей жизни. Квартира, стол, доходы и расходы — у них все общее. Они занимают порядочную квартирку, две женщины живут вместе с ними. Каждый работает по своему выбору, у каждого своя комната и потом общая комната. Женщины, живущие с ними, не связаны никакими обязательствами. Они свободны, работают… кто хозяйством мужчин… кто литературными трудами… Супружества не существует, а совершенно свободные отношения. Началось с малого, а теперь у них уже, мне говорили, до восемнадцати членов коммуны и все прибавляется. Вы понимаете, какое это должно иметь громадное значение. Кроме того, товарищ писал мне, что были маленькие неудовольствия, которые, однако, были устранены, но что дух этой коммуны невообразимый. Члены ее, пишет, становятся совсем другими людьми, как только поступают в нее.

Катерина Матвеевна. И женщина свободна?

Студент. Вполне. Одна опасность угрожает от правительства, потому что понятно, какое громадное значение должно иметь такое учреждение. Так вот какое дело затеялось, и вот как я бы мог жить вместо того, чтоб обучать откормленного барчонка. Были бы только маленькие средства. Так вот-с. Про это дело я никогда никому не говорил, потому что слишком задушевное дело. Но теперь сказал вам, потому что вижу, что у вас не увлеченье, а убежденье сильное…

Катерина Матвеевна (ударяя себе по голове, с азартом). Это великолепно! Коммуна — это великая идея. Это удивительно! Да, я вижу зарю истинного прогресса в России. Да, Твердынский, я — ваша!

Студент. Вот как видна честная натура! Но подумайте — оно, несомненно, дело весьма хорошее, но…

Катерина Матвеевна. Я — член коммуны. Пишите вашему другу, что два члена, вы и я, вступаем в коммуну. Я же беру те деньги, которые у меня есть, еду с вами в Петербург и пишу Ивану Михайловичу, чтоб он продал мою землю и прислал деньги в коммуну. Я буду работать над своим сочинением о значении женского умственного труда. Твердынский, я один раз уже жестоко обманулась! Вы не измените нашим основаниям!

Студент. Я бы не уважал себя, если б я мог изменить; мы едем, и чем скорее, тем лучше.

Катерина Матвеевна. Прощайте, я иду писать письмо Ивану Михайловичу. Я не хочу его видеть, я письменно выражу ему все.

Студент. Есть еще одно скверное обстоятельство, я взял тридцать рублей денег вперед.

Катерина Матвеевна. У меня нет тридцати рублей, но я напишу, что предоставляю ему вычесть их из продажи моих земель.

Студент. Без сомнения, дело, которое мы затеваем, так важно, что эти соображения могут быть отстранены. Наша цель оправдывает средства.

Петруша (появляясь). Позвольте вам сказать: я не упитанный барчонок, а человек, постигающий свое призвание так же, как и вы. Вы очень напрасно так думаете.

Студент. Я говорил вообще, не относя ничего к вам.

Петруша. И неблагородно, даже скверно! А я пришел сказать вам, что я сам не хочу оставаться в этом доме. Я вдумался в свое положение и убедился, что семья есть главная преграда для развития индивидуальности; отец посылает меня опять в гимназию, а я убедился, что стал выше всех преподавателей по своему развитию. Я сейчас читал Бокля. Он это самое говорит. Я поеду в Москву.

Студент. Вы учините скандал, больше ничего. Вас не пустят.

Петруша. Я не ребенок уже. Я говорил с отцом. Он требует, чтоб я оставался в гимназии, а я не хочу и поеду один в Москву.

Студент. Петр Иванович, вы произведете только велюю путаницу и более никакого… вас нельзя взять.

Петруша. Я слышал ваш разговор. Я хочу ехать с вами в коммуну и буду заниматься естественными науками. Мне невыносим гнет отцовской власти.

Студент. Вы несознательно говорите. Еще вы слишком молоды.

Катерина Матвеевна. Твердынский, вы забываете свое призвание. Мы не имеем права подавлять молодое чувство, просящее свободы и размаха. Петр Прибышев, я предложу вас в члены коммуны.