быть два прекрасных скакуна гнедой масти. И, возможно, два меча.
— Да-да, видел! — вдруг отозвался переселенец. — Он ограбил меня, он забрал всю еду до крошки! Мы с женой и дочкой голодали весь день. Здоровенный, красивый, с таким взглядом, что мороз по коже.
— Это он, — сквозь зубы процедил Симеон Гаврас. — И, кажется, я знаю, куда он держит путь. На вот! — Он бросил нищему вознице пригоршню иперперов.[51] Турмарх и сам бы не сказал, поинтересуйся сейчас кто-либо, сколько именно. Просто запустил руку в кошель и бросил. Судя по выпученным глазам возницы, на условиях такой оплаты тот готов был рыскать по степи круглый год.
— Маврикий, — скомандовал Гаврас одному из своих всадников, — немедленно доставь сюда как можно больше воды и провизии! Ты и вот вы трое отправляетесь вместе со мной.
— Но, мой господин, — поспешил заметить испытанный в десятках пограничных схваток волк, — что скажет ваш отец?
— Отцу передай, что я иду по следу убийцы. Не заставляй меня ждать!
Между тем пауза у бурных вод Борисфена затягивалась.
— Я рад вновь встретить вас, — склонил голову Вальтарэ Камдель. — Но чем вызвано…
— О, командарм первой исконной! — перебил его менестрель. — Всего один вопрос. Шоб я не сдох от любопытства. Это не ваша ли светлость в лучах ночного светила нам светила во тьме с окрестных холмов?
— Михаил Аргир жив, — не обращая внимания на неучтивые речи, наконец выдохнул турмарх. — И он идет по вашему следу.
Как ни блистал предусмотрительной бдительностью Вальдар Камдил, сколь ни тревожился многоопытный Симеон Гаврас, ничто не нарушало окрестной тишины. Даже Анджело Майорано, казалось, чувствующий опасность спинным мозгом, в недоумении разводил привычными к абордажному мечу руками. Казалось, в степи и на днепровских кручах наступило то ли солнечное перемирие, то ли невнятное затишье перед неведомой бурей. Преподобный Георгий Варнац предполагал скорее последнее. Уж больно странно было идти, не встречая за день порой ни единого вооруженного всадника, не говоря уже о более крупных разъездах.
— Готовится большая война, — бормотал себе под нос слуга Господень, пытливым взглядом выискивая новые подтверждения своим мыслям.
Таковые нашлись довольно быстро. Во всех прибрежных крепостицах поднепровья цены на парусину и пеньку выросли в два, а то и в три раза — чем ближе к Киеву, тем выше.
— Большой морской поход, — бормотал Георгий Варнац.
Полученные им в Херсонесе известия гласили, что русы и впрямь собираются нанести мощный удар за море. Даже утверждалось, что объектом нападения выбрана Британия. Теоретически Джордж Баренс допускал подобную возможность, однако все еще отказывался принять ее в качестве основной версии. Уж больно долог был переход и сомнительны результаты.
Конечно, мало найдется людей, пожалеющих о Генрихе Боклерке, буде русам удастся разгромить его. Но ведь одно дело захватить чужие земли и совсем другое — удержать их. И тут же память услужливо возвращала Баренса к постулатам, известным всякому англичанину со школьной скамьи: к легионам Цезаря, саксам Хенгиста и Хорса, грозным викингам Кнуда Великого и, наконец, норманнам Вильгельма Завоевателя. Все они приходили в этот край чужаками, все обживались тут, приносили свою культуру и свой обычай. «Белги, англы, юты, скотты… всех и не упомнишь. Могут быть и русы. Но зачем, что за блажь? Уж Мономаху-то чем не угодил яростный отпрыск покорителя бриттов? Куда уместнее сейчас нанести удар по Константинополю. Он и намного богаче, и почти беззащитен.
Правда, знают об этом крайне немногие. Но вполне возможно, что мудрый и победоносный Владимир Мономах — как раз один из них. Не зря же его купцы исходили Константинов град, как собственную горницу, — куда ни кинь взгляд, везде русичи или варяги, а тем и вовсе дела нет до того, кому служить — плати монету, и что на прошлой службе вызнали, все досконально изложат без утайки. А таких варягов у Владимира, поди, немало.
Вот и гадай теперь, вправду ли Мономах собирается напасть на Британию или же это большой пшик, отвлекающий маневр. Если таковое и впрямь насоветовала голова Мимира, то у нее наверняка имеются свои резоны. Вот бы узнать какие. А уж тем паче есть ли эта самая голова в действительности или же это только мой домысел, навязчивый бред, подвергающий смертельной опасности всю оперативную группу!»
Киев встречал кортеж севасты колокольным звоном, хлебосольем, празднеством и честным пиром. И все же, как представлялось Джорджу Баренсу, в застолье и увеселениях чувствовалась какая-то поспешность, нервозность, точно весть о прибытии ромейского посольства застала хозяев уже одной ногой за порогом и те спешили уважить высоких гостей и с почетом выпроводить из сеней.
Снедаемый этими мыслями, преподобный Георгий Варнац отправился в Выдубечский монастырь к многомудрому старцу Амвросию, далеко за пределами Киевской Руси известному своей благостью и познаниями в вопросах святой веры… и только очень немногим из Бюро Варваров — совсем иными качествами.
Мессир рыцарь сопровождал святого отца по шумному городу, ибо святость святостью, гостеприимство гостеприимством, но в местах незнакомых, дабы не попасть впросак, лучше держать ухо востро, а руку на эфесе меча. Он остался ждать в широких палатах, специально предназначенных в монастыре для встреч с мирянами, и если бы не закрытая связь, никогда бы не узнал о содержании переговоров.
Нынче отец Амвросий был до крайности суров. Выслушав тайные слова, переданные братом во Христе, он кивнул и предложил Георгию Варнацу сесть.
— Василевс поручил мне тайную миссию, — очень тихо, так, чтобы, реши вдруг кто-то подслушивать, так и удалился бы не солоно хлебавши, начал монах-василианин. — В Константинополе стало известно, что Владимир Мономах готовит большой поход.
— Да, это так, — подтвердил брат Амвросий. — Я уже сообщал об этом катаскопоям.
— Мне поручено не допустить, чтобы этот поход был направлен против Константинова града.
— Что ж, в таком случае вам надлежит как можно скорее возвращаться в столицу и требовать награду. Русичи вовсе не намерены идти к священному городу. Они отправляются за Студеное море, в Бриттию. Есть такая земля в океане Мрака. Крайний берег, доступный человеку.
— Я знаю об этом, брат мой, — прервал его Варнац, — мне даже ведом их язык. Но достоверно ли, что русы намерены идти туда?
— Столь же достоверно, как восход солнца утренней порой. Скажу более того. Первые корабли русов уже направились к месту, откуда будет нанесен удар.
— Ну, слава Господу! — перекрестился Георгий Варнац. — Стало быть, спасен град Константинов!
— Поспешите с этим известием, брат мой, вас, несомненно, ждет высокая награда.
— Я бы и рад, — вздохнул его собеседник, — но то, о чем я уже говорил, лишь часть порученного дела. Мне надлежит склонить Владимира Мономаха, его сыновей и двор к самой верной и крепкой дружбе с нашим государем. Оную надобно скрепить браком племянницы императора Никотеи с первенцем Владимира — Мстиславом. Он ведь нынче овдовел, не правда ли?
— Правда, — кивком подтвердил брат Амвросий, — и срок траура уже истек, но, увы, с этим будет сложней.
— Государь русов все-таки не расположен к союзу с ромеями?
— Я бы не утверждал этого. Да и не в том дело. — Старец Амвросий погладил седую бороду. — Когда б посланный вами гонец не поспел вовремя, вы бы не застали ни Великого князя, ни его двор, ни дружину в Киеве. Все они намерены отправиться к Светлояр-озеру. Должен признаться, мне не удалось вызнать, для чего. Одно могу сказать достоверно: Владимир Мономах спешит так, будто ступает не по земле, а по раскаленным угольям. Вы останетесь ждать его здесь, а когда он воротится назад — одному Богу известно. Может, до морозов, а может, и по снежному пути.
— Неужели же государь русов рискнет оставить столицу на столь долгий срок?
