быть также вождем и в правительстве революции.

Такова была позиция большевиков.

И наоборот, если, как это мыслят меньшевики, руководство революцией будет принадлежать буржуазным демократам, а думские кадеты “приближаются к подобного рода демократам”, — то само собой ясно, что нынешняя Дума может превратиться в “политический центр страны”, нынешняя Дума может объединить вокруг себя революционный народ, стать его руководителем и превратиться в главную арену борьбы. Далее, если Дума может превратиться в главную арену борьбы, то излишне обращать усиленное внимание на дело вооружения и организацию красных отрядов, не наше дело обращать особое внимание на организацию борьбы улицы, и тем более не наше дело вместе с крестьянством завоевывать политическую власть и принимать участие во временном правительстве, — пусть об этом заботятся буржуазные демократы, которые будут руководителями революции. Конечно, неплохо бы иметь оружие и красные отряды, наоборот, это даже необходимо, но это не имеет такого большого значения, какое придают ему большевики.

Такова была позиция меньшевиков.

Съезд стал на второй путь, т. е. он отверг гегемонию социалистического пролетариата и одобрил позицию меньшевиков.

Этим съезд ясно доказал, что он не понял насущных требований современного момента.

В этом коренная ошибка съезда, за которой сами собой должны были последовать все остальные ошибки.

После того, как съезд отверг идею гегемонии пролетариата, стало ясно, как он должен был решить остальные вопросы: “об отношении к Государственной думе”, “о вооруженном восстании” и др.

Перейдем к этим вопросам.

Начнем с вопроса о Государственной думе.

Мы не будем заниматься разбором того, какая тактика была более правильна — бойкот или участие в выборах. Заметим лишь следующее: если сегодня Дума ничем, кроме разговоров, не занимается, если она застряла между революцией и контрреволюцией, — это значит, что сторонники участия в выборах ошибались, когда звали народ на выборы, возбуждая в нем ложные надежды. Но оставим это в стороне. Дело в том, что в момент съезда выборы уже были закончены (кроме Кавказа и Сибири), результатами выборов мы уже располагали, и, следовательно, речь могла идти только о самой Думе, которая должна была собраться через несколько дней. Ясно, что съезд не мог возвращаться к прошлому и главное внимание должен был обратить на то, что представляет собой сама Дума и каким должно быть наше отношение к ней.

Итак, что такое нынешняя Дума и каково должно быть наше отношение к ней?

Еще из манифеста 17 октября было известно, что особенно больших прав Дума не имеет: это- собрание депутатов, которое “имеет право” совещаться, но “не имеет права” переступать существующие “основные законы”. За ней надзирает Государственный совет, который “имеет право” отменить любое постановление Думы. А на страже стоит вооруженное с ног до головы царское правительство, которое “имеет право” разогнать Думу, если она не удовольствуется совещательной ролью.

Что же касается лица Думы, то мы и до открытия съезда знали, из кого она будет состоять, мы и тогда знали, что Дума в большей части должна будет состоять из кадетов. Этим мы вовсе не хотим сказать, будто сами кадеты составили бы большинство в Думе, — мы лишь говорим, что приблизительно из пятисот членов Думы одну треть составили бы кадеты, другую треть составили бы промежуточные группы и правые (“партия демократических реформ”,[171] умеренные элементы из беспартийных депутатов, октябристы[172] и пр.), которые в моменты борьбы с крайними левыми (с рабочей группой и группой революционных крестьян) объединились бы вокруг кадетов и голосовали бы за них, и, таким образом, хозяевами положения в Думе были бы кадеты.

А кто такие кадеты? Можно ли их назвать революционерами? Конечно, нет! Тогда кто же такие кадеты? Кадеты — это партия соглашателей: они хотят ограничения прав царя, но не потому, что они якобы сторонники победы народа, — царское самодержавие кадеты хотят заменить самодержавием буржуазии, а не самодержавием народа (см. их программу), — а для того, чтобы в народ умерил свою революционность, взял обратно свои революционные требования и как-нибудь столковался с царем, кадеты хотят соглашения царя с народом.

Как видите, большинство Думы должно было составиться из соглашателей, а не революционеров. Это было само собой ясно еще в первой половине апреля.

Таким образом, бойкотируемая и бессильная, с ничтожными правами, с одной стороны, нереволюционная и соглашательская в своем большинстве, с другой, — вот что собой представляла Дума, Бессильные и без того обычно становятся на путь соглашательства, а если к тому же у них и устремления нереволюционные, то они тем скорее скатываются к соглашательству. То же самое должно было случиться и с Государственной думой. Она не могла целиком стать на сторону царя, так как она желает ограничения прав царя, но она не могла перейти и на сторону народа, так как народ выдвигает революционные требования. Поэтому она должна была стать между царем и народом и взяться за их примирение, т. е. заняться толчением воды в ступе. С одной стороны, она должна была убедить народ, чтобы он отказался от “чрезмерных требований” и как-нибудь столковался с царем, а, с другой стороны, она должна была явиться маклером перед царем, чтобы он малость уступил народу и тем самым положил конец “революционной смуте”.

Вот с какой Думой имел дело Объединительный съезд партии.

Каково должно было быть отношение партии к такой Думе? Нечего и говорить, что партия не могла взять на себя поддержку такой Думы, так как поддержка Думы есть поддержка соглашательской политики, а соглашательская политика в корне противоречит задаче углубления революции — рабочая партия не должна брать на себя роль умиротворителя революции. Конечно, партия должна была использовать как самую Думу, так и конфликты Думы с правительством, но это еще не значит, что она должна поддерживать нереволюционную тактику Думы. Наоборот, разоблачение двуличия Думы, беспощадная критика ее, выставление на свет ее изменнической тактики — вот каково должно быть отношение партии к Государственной думе.

А если это так, то ясно, что кадетская Дума не является выразительницей воли народа, что она не может выполнить роль народного представительства, не может стать политическим центром страны и объединить вокруг себя народ.

При этом обязанностью партии было рассеять ложные надежды, возлагавшиеся на Думу, и во всеуслышание заявить, что Дума не является выразителем воли народа, что она, следовательно, не может стать орудием революции, что теперь главная арена борьбы — улица, а не Дума.

В то же время было ясно, что существующая в Думе крестьянская “трудовая группа”,[173] которая в сравнении с кадетами была малочисленна, не могла до конца следовать за соглашательской тактикой кадетов, не сегодня-завтра она должна была начать борьбу с ними, как с изменниками народа, и стать на путь революции. Обязанностью партии было поддержать “трудовую группу” в ее борьбе с кадетами, развить до конца ее революционные тенденции, противопоставить ее революционную тактику нереволюционной тактике кадетов и тем еще яснее вскрыть изменнические тенденции кадетов,

Как же поступил съезд, что сказал съезд в своей резолюции о Государственной думе?

Резолюция съезда гласит, что Дума есть учреждение, вышедшее “из недр нации”. То есть Дума, несмотря на ее недостатки, все же, дескать, является выразительницей воли народа.

Ясно, что съезд не сумел должным образом оценить кадетскую Думу, съезд забыл, что большинство Думы состоит из соглашателей, что соглашатели, как люди, отвергающие революцию, не могут выражать воли народа, и, следовательно, мы не вправе сказать, что Дума вышла “из недр нации”.

Что по этому поводу говорили на съезде большевики?

Они говорили, что “Государственная дума с обрисовавшимся уже теперь кадетским (по преимуществу) составом ни в каком случае не может выполнять роли настоящего народного представительства”. То есть нынешняя Дума не вышла из недр народа, что она является антинародной и потому не выражает воли народа (см. резолюцию большевиков).