– Вы помните Бена Яблонского, не так ли, мистер Уайлдер? – с натянутой любезностью осведомилась она. И тут же увидела, с какой растерянностью уставился Бен на Маккрея. Такого с ним еще никогда не случалось.

– Конечно. Привет, Бен, старина. Рад снова видеть тебя. – Маккрей сделал шаг вперед, протягивая старику руку.

Бен вопросительно посмотрел на Эбби. Она еле заметно мотнула головой, давая понять, что Маккрею ее секрет до сих пор не ведом.

– Добрый день, мистер Уайлдер. – Бен скованно пожал протянутую руку.

– Знаешь, Бен, а он хочет посмотреть нашего Уиндсторма! – возбужденно выпалила Иден, и, повернувшись затем к матери, радостно затараторила: – Ну теперь-то, когда и Бен нашелся, мы можем отвести его в ту конюшню? Ну пожалуйста, мамочка…

В этот момент Эбби мечтала, чтобы рот Иден был плотно закрыт, пусть для этого пришлось бы залепить его пластырем. Однако поскольку такой возможности у нее не было, ей не оставалось ничего иного, как воззвать к благоразумию Маккрея, которому давно пора было смекнуть, что она и минуты не желает видеть его рядом с собой. А он все разыгрывал из себя осла.

– Нам, право, не хотелось бы отнимать у вас время, мистер Уайлдер.

– Ничего, у меня его предостаточно. Я сам скажу, когда мне будет некогда.

– Что ж, мы покажем вам нашего коня, – процедила Эбби сквозь зубы, не желая устраивать бурную сцену на глазах у дочери. Похоже, и Маккрей догадывался об этом. Значит, остается только одно: выполнить неприятную процедуру как можно скорее. Она решительно поставила Иден на землю. – Иди ножками, ты слишком тяжелая.

– Я могу посадить ее себе на плечи, – с готовностью вызвался Маккрей.

– Нет! – отрезала Эбби и тут же пожалела, что сказала это слишком резко. Конечно, допускать сближения между Маккреем и Иден было нельзя ни при каких обстоятельствах, однако действовать следовало более деликатно. – Для нее будет полезно пройтись, – поспешила она смягчить ситуацию. – Пусть разрядится немножко, а то что-то возбудилась не в меру. – Эбби подтолкнула дочь к Бену. – Вы с Беном идите впереди, а мы пойдем за вами. Только смотри, держи его за руку покрепче и не отпускай.

Иден сразу же выскочила вперед, чтобы вместе с Беном возглавить шествие, и Эбби осталась рядом с Маккреем. Однако она не могла взглянуть на него. Она не могла даже дышать. Она и подумать не могла, что новое свидание с ним способно причинить ей такую боль. Почти во всем он был таким же, каким она запомнила его. Разве что выражение лица стало чуть жестче да пара новых морщин появилась на лбу. Но небрежная улыбка была все той же, и обаяние тем же – насмешливым и вызывающим одновременно.

Ее обуял неподдельный ужас, когда она увидела его с Иден на руках. Ужас от того, что он мог каким-то образом разузнать, что Иден – его дочь, и захотеть забрать ее. Отнять у матери. Даже сейчас она невольно вздрагивала, вспоминая о том первом подозрении. И этот ужас был сильнее любого из всех тех чувств, которые обуревали ею сейчас, когда она смотрела на Маккрея.

– Что-то мы даже не поздоровались как следует, – укоризненно произнес Маккрей, когда они все вместе вышли из конюшни под палящее солнце Аризоны. – Не годится так. Может, наверстаем упущенное? Хотя бы для приличия. Ну что ж, здравствуй, Эбби. Как жизнь?

– Замужем.

– Слышал уже. И где же твой муж – тоже здесь?

– Нет. – Сейчас ей меньше всего хотелось рассуждать с ним на тему семьи и брака, тем более брака, который был чистой фикцией. – Он дома. На ферме в это время полно дел. Он не смог выбраться сюда. – Она чувствовала себя так, словно ехала сейчас верхом на лошади без седла. Вот-вот ее скакун перейдет на галоп, и нужно быть заранее готовой к этому, иначе и моргнуть не успеешь, как слетишь на землю.

Обернувшись, Иден объявила:

– А вот и наша конюшня, правда, мам? Тут наш Уиндсторм стоит, правда?

– Правда, милая.

– Это самый красивый конь на свете. Вот увидишь, Маккрей, – пообещала кроха.

– Перестань «тыкать», Иден. Для тебя этот человек «мистер Уайлдер». Вот так к нему и обращайся. – Для Эбби было невыносимо слышать, как фамильярно беседует с ним ее дочь.

– Ничего, пусть называет меня просто Маккреем. Я не возражаю.

– Зато я возражаю. И была бы тебе весьма благодарна, если бы ты не вмешивался в воспитание моей дочери, – поставила его на место Эбби.

Ускорив шаг, она преодолела последние несколько метров желтого песка и, опередив Маккрея, вошла в прохладную тень конюшни. Бен отпустил ручонку Иден, и та, словно сорвавшись с цепи, помчалась к стойлу – третьему слева по ходу.

– А мы к тебе, Уиндсторм! Да еще и гостя привели!

Несмотря на испорченное настроение, Эбби не могла удержаться от улыбки при виде того, как жеребец поднял голову и ласково заржал, приветствуя дитя, бегущее к нему со всех ног. На ее взгляд, Уиндсторм был само совершенство, что, впрочем, можно было сказать о внешних данных многих других лошадей. Однако самым главным в нем были его необычное благородство и доброта.

Хотя в жилах его текла горячая кровь настоящего арабского скакуна, в этой горячности преобладала любовь к жизни и свободе, нежели необузданная, дикая страсть. И каждый новый помет жеребят от «браков» Уиндсторма с породистыми кобылицами наследовал не только его гордый вид, но и покладистость. Исключением не был даже жеребенок, родившийся у кобылицы, которую все боялись из-за ее бешеного нрава. Между тем ценность любого жеребца-производителя определялась именно его способностью передавать потомству свои лучшие качества. И Эбби было приятно сознавать, что подобное сокровище находится в ее руках.

Вот и теперь ее сердце учащенно билось от радости и восхищения – как всегда, когда она подходила к стойлу Уиндсторма. В этом чувстве не было ничего от раздутого тщеславия, а потому она не стыдилась его.