когда-то один из отцов-основателей, вытаскивая из её волос жёсткие соломенные стержни, прочёл нараспев:

Вот ведь какая странная штука — память. Сколько лет прошло, а такая ерунда — и помнится.

Более всего ей хотелось увидеть не Платона или Ларри, а Марию. Ленка никогда не испытывала к ней ни ненависти, ни вражды, хотя прижившееся в «Инфокаре» словечко «Кобра» было запущено именно ею.

Слово это вызвано к жизни страхом и подавляющим волю ощущением собственной стопроцентной зависимости от настроений и заморочек невысокой, худой, как жердь, брюнетки в неизменном чёрном платье, с обманчиво ласковым голосом и сигаретой в жёлтых от никотина пальцах.

После двухмесячной давности звонка, когда она сняла трубку в кабинете и услышала голос Марии, в котором прозвучало вполне естественное удивление, что именно она, Ленка, находится в квартире Федора Фёдоровича, отвечает на звонки, да ещё и является отныне его полноправной супругой, произошло очень многое. Жизнь переменилась до полной неузнаваемости. Да ещё и муж запретил категорически поддерживать контакты с «этими» из «Инфокара».

Кстати, о муже. Его головокружительный карьерный взлёт Ленка воспринимала с нескрываемой радостью. Но не оттого, что стала сначала женой замминистра внутренних дел, потом — министершей, потом премьершей и почти одновременно президентшей (хоть и и.о.), а потому, что вроде бы появилось противоядие против сладкой инфокаровской отравы, сковывавшей волю и лишавшей будущего.

Но чем больше проходило времени, тем чаще ей казалось, что противоядие не сработало. Малозаметная трещина в их отношениях, образовавшаяся в первые послеинфокаровские месяцы, ширилась — муж с каждым днём всё больше отдалялся, уходил в себя. Он появлялся по вечерам в огромной, не по потребности, а по статусу, загородной резиденции, сбрасывал на руки ждущей прислуге кожаный плащ, торопливо выслушивал просителей и подчинённых, раболепно ожидавших аудиенции, сперва застенчиво, а затем в открытую вытягивал изрядную дозу коньяка и устраивался перед телевизором, переключаясь с одного спортивного канала на другой. Топтуна, который в это время принимал телефонные звонки, к себе не допускал. Ленку — тоже.

Ещё секунду назад на экране метались испанские футболисты, стремясь сравнять счёт, а теперь уже два огромных негра наносили друг другу зубодробительные удары. Потом стройные пловчихи синхронно задирали вверх ноги. И снова футбол.

Ни разу Ленке и в голову не могло придти, что она вышла замуж за любителя спортивных зрелищ.

Как-то, потеряв терпение, она встала перед ним, загородив экран.

— Что происходит? — спросила Ленка. — Что с тобой происходит?

— Я отдыхаю после работы, — сквозь зубы процедил Федор Фёдорович. — У меня тяжёлая работа. Не мешай.

Она выбежала, пряча лицо.

Утром муж вскакивал, в глазах обнаруживался прежний стальной блеск, бежал в бассейн, до третьего пота выжимал рукоятки тренажёра, принимал душ и садился завтракать — с овсяной кашей, блюдцем кураги и земляники, чашкой зелёного чая. Когда же появлялся адъютант и с еле слышным шёпотом протягивал ему телефон, муж менялся на глазах.

Лицо становилось бледным, он брал трубку и говорил:

— Слушаю.

Однажды Ленка спросила:

— Тебе трудно?

Он ответил с неожиданной искренностью, не бывшей между ними уже давно:

— Я никогда не мог представить себе, что это такой кошмар.

— Но ты же служишь.

— Кому? — горько спросил он.

— Ну… Стране… России.

— Я не знаю, что это, — признался Федор Фёдорович. — Я не знаю, что ей нужно. А те, кто знают, — не говорят.

Он, притянув к себе, взлохматил ей волосы. Но тут вошёл адъютант, и всё закончилось, не начавшись.

Ленка как-то чуть было не сказала мужу: «Брось все, это не твоё», но вовремя спохватилась. Не потому даже, что с этой работы не уходят просто так. А потому, что вспомнила, как в точности эти же слова были сказаны ею Серёжке Терьяну перед роковой поездкой в Питер. Какая-то большая беда придвинулась совсем вплотную, и называть её по имени было страшно.

Тем более важно стало для Ленки увидеть хоть кого-то из прошлого, получить подпитку и поддержку.

Она не могла сама позвонить Марии. Но круг её пристрастий был известен. И Ленка решила появляться в местах, где Мария бывает чаще всего. Вот так и получилось, что они встретились.

Шеф протокола и начальник Федеральной службы охраны наперебой требовали, чтобы Елена Леонидовна загодя сообщала о культурных и иных объектах, которые намерена посетить. Потому что необходимо выявить круг возможного общения, заблаговременно выслать группу охраны… Приготовиться и подготовить что положено.

Когда Ленка в первый раз сказала, что хотела бы пообедать в ресторане «Пушкин», расстарались на славу. В дверь она вошла через коридор из кремлёвских охранников, оттеснивших обалдевшего швейцара в ливрее. Перекрытая бравыми людьми в штатском лестница оказалась пуста, а третий этаж, куда Ленку сопроводил ещё один страж, загодя очистили от публики. Ленка разозлилась, меню смотреть не стала. Спросила чашку чая, просидела над ней с полчаса и ушла, решив пожаловаться мужу.

— А что это тебя в «Пушкин» потянуло? — подозрительно спросил Эф Эф. — И потом. Существует установленный порядок. Его никто изменить не может, даже я. Люди отвечают за своё дело.

— То-то они пол-Москвы перекрывают, когда начальство едет, — парировала Ленка. — Я вроде не слышала, чтобы за это кто-нибудь ответил. Понимаю, конечно, ты меня из дворняжек взял, в высоких материях не очень разбираюсь… Только все ужас как противно. Ты прямо как Брежнев, только молодой…

Федор Фёдорович покраснел от гнева, но сдержался.

— Ты и вправду пока ещё мало в чём разбираешься, — сказал он. — Давай договоримся. Ты считаешь, что мне нужна мишура? Сейчас решается исключительно серьёзная задача будущего государственного устройства. Чтобы она решилась успешно, по десяти, двадцати, по сотне позиций должен быть достигнут успех. А чтобы все провалить, достаточно одного дурацкого промаха. В том числе и по обеспечению безопасности.

— Я ведь сказала, что мало в чём разбираюсь. В том числе и в дурацкой благотворительности, которой ты меня заставил заниматься. Я только хочу сказать, что либо я должна сидеть здесь, в Горках, взаперти, либо давай думать, как я могу нормально бывать, где мне хочется. Без вселенского шмона и зачистки ресторана. В конце концов, если уж речь идёт о вселенских проблемах, ты своим охранникам на все сто доверяешь? Почему я им должна за сутки сообщать, куда хочу поехать? Их же целая армия. Пусть будут человека два, но надёжных, сядут, скажем, за соседним столиком, возьмут кофе и делают своё дело, за которое отвечают. И люди, между прочим, раздражаться не будут. Вот, скажут, мы тут зашли перекусить, а за соседним столиком супруга самого большого начальника спокойно и демократично чай пьёт. Так можно? Потому что если нет, то я больше из дома ни ногой! И ни в какие детские дома не поеду, гори они огнём, всё равно никто ничего сделать не может. Сплошная показуха.

Ленка никогда не думала, что ключевая, по инфокаровским меркам, должность советника, на которой Федор Фёдорович верой и правдой отпахал не один год, наложила на него неизгладимый отпечаток, раз и навсегда отбив навык принятия самостоятельных решений. На своём высоком посту он уже никому советовать не мог, мог только приказывать. А это у бывшего полковника получалось не так чтобы очень.