быть даже, запомнили…

— Роланд?

— Что?

— Просто хотел убедиться, что ты не заснул с открытыми глазами. А то у тебя сейчас был такой вид, как будто ты отлетел далеко и надолго.

— Если и так, я уже вернулся, — сказал стрелок. — Я сейчас лягу спать. А ты, Эдди, запомни, что я сказал: будь начеку.

— Я послежу, — уверил его Эдди, но Роланд знал, что будь он хоть трижды больным, сегодня ночью следить и бдить предстоит ему.

А все остальное уже вытекает из этого обстоятельства.

После всех этих шумных событий Эдди и Детта Уолтер очень скоро опять заснули (Детта, правда, скорей не заснула, а впала в какую-то бессознательную прострацию, завалившись набок в своей коляске, повиснув на опутывающих ее веревках.)

Стрелок, однако, не спал.

Мне нужно будет столкнуть их обеих друг с другом, — думал он, и ему не был нужен никакой Эддин «спец из дурки», чтобы понимать, что борьба эта будет не на жизнь, а на смерть. Если светлая личность, Одетта, одержит верх, все еще может закончиться благополучно. Если же победит темная, с нею будет все кончено.

Однако он чувствовал, что в этой борьбе нужно будет добиться не чьей-то гибели, а воссоединения. Он уже понял, что для него — для них — есть кое-что ценное в этой низменной неуступчивости и строптивости Детты Уокер. Она нужна ему, но только так, чтобы держать ее под контролем. Да, путь предстоит нелегкий. Она принимала их с Эдди за каких-то чудовищ, которых она называла «белыми мудаками». Это — всего лишь опасный бред, но на пути к Башне им встретятся настоящие чудища: омарообразные твари не первые и не последние. Женщина из разряда «буду держаться, пока не сдохну», в сознание которой он вошел на той стороне двери и которая ночью сегодня опять появилась, была бы как нельзя кстати, если дело дойдет до столкновения с этими чудищами, но только в том случае, если ее удастся обуздать спокойною человечностью Одетты Холмс — и особенно сейчас, когда на руке у него не хватает двух пальцев, патроны почти на исходе, и опять начинается жар.

Но это уже шаг вперед. Если у меня получится сделать так, чтобы они признали существование друг друга, они тут же вступят в борьбу. Вот только как это сделать?

Он так и не спал этой долгой ночью, а все думал и думал. Жар разгорался, но ответа Роланд так и не нашел.

Эдди проснулся незадолго до рассвета, увидел, что стрелок сидит у потухшего костра, по-индейски закутавшись в одеяло, и подсел к нему.

— Как самочувствие? — спросил он, понизив голос. Госпожа еще не проснулась: она крепко спала в своем кресле, опутанная веревками, и лишь иногда вздрагивала во сне, стонала и бормотала что-то неразборчивое.

— Нормально.

Эдди обвел его оценивающим взглядом.

— А видок у тебя неважный.

— Спасибо, Эдди, — сухо ответил стрелок.

— Тебя всего трясет.

— Это пройдет.

Госпожа снова вздрогнула и застонала — на этот раз одно слово прозвучало почти разборчиво. Она, кажется, пробормотала: «Оксфорд».

— Господи, как мне не нравится, что она связана, — буркнул Эдди. — Как теленок в хлеву.

— Она скоро проснется. Может быть, мы тогда сможем ее развязать.

Они оба очень надеялись, но не решались высказать этого вслух, что когда Госпожа в своем кресле откроет глаза, их приветствует спокойный, слегка озадаченный взгляд Одетты Холмс.

Четверть часа спустя, когда первые лучи солнца коснулись холмов, Госпожа Теней открыла глаза — их приветствовал не спокойный взгляд Одетты Холмс, а безумная злоба Детты Уокер.

— Ну и сколько раз вы меня снасильничали, когда я валялась в отрубе? — взялась она с места в карьер. — У меня там все скользко и сально… прям точно там побывала парочка этих бледных хуйков, которые вы, мудаки, называете членами.

Роланд вздохнул.

— Пора в путь, — сказал он и поднялся с гримасою боли.

— Я с вами, мудилами, никуда не пойду, — выпалила Детта.

— Пойдешь, как миленькая, — сказал Эдди. — Весьма сожалею, милочка.

— Куда это?

— Ну, — принялся объяснять Эдди, — за Дверью Номер Раз была фигня, но вполне терпимая, за Дверью Два — еще того гаже, так что теперь, вместо того, чтобы все это послать, как нормальные люди, куда подальше, мы пойдем прямо вперед и поищем там где-нибудь Дверь Номер Три. Если пойдет в том же духе, там за дверью, наверное, будет какая-нибудь симпатяшка, вроде Годзиллы или Гидры-Чудища Трехголового. Но я оптимист, я все еще не теряю надежды обнаружить там пару кастрюлек из нержавеющей стали.

— Никуда я не пойду.

— Пойдешь, пойдешь, — с этими словами Эдди встал позади коляски. Детта опять забилась, но стрелок завязал веревки своими особыми узлами, и от ее усилий они только туже затягивались. Вскоре она это поняла и успокоилась. Она так и кипела злобой, но была далеко не глупой. Она только поглядела через плечо с такой улыбочкой, что Эдди невольно попятился. Он в жизни не видел такого злобного выражения на человеческом лице.

— Ну что, можно чуток прокатиться, — сказала она, — только, может, не так далеко, как ты думаешь, соплячок. И точно уж, Бог свидетель, не так быстро, как ты думаешь.

— Вы о чем?

Она опять оскалилась на него через плечо.

— Сейчас узнаешь, малыш. — Ее глаза, безумные от злости, но непреклонные, на мгновение обратились к стрелку. — Вы обои узнаете.

Эдди ухватился за ручки на спинке коляски и покатил ее. Они продолжали идти на север по бесконечному пляжу, но теперь за ними тянулись не только следы от ботинок, но и две колеи от колес.

День был кошмарным.

Очень трудно определить пройденное расстояние, когда окружающий монотонный пейзаж никак не меняется, но Эдди и без того понимал, что они продвигаются черепашьим шагом.

И он знал, в чем причина.

О да.

Вы обои узнаете, предупреждала Детта, и не прошло и получаса, как слова ее обернулись делом.

Толкать коляску.

Это первое. Если б на пляже был только песок, то и браться не стоило бы — с тем же успехом можно было бы попытаться проехать на автомобиле по снежным завалам. Однако на этом мергельном пляже катить ее было хотя бы возможно, но все равно тяжело. Сначала она катилась достаточно ровно, давя ракушки и разбрасывая во все стороны гальку своими твердыми резиновыми шинами… а потом заехала в ямку, занесенную мелким песком, и Эдди пришлось, кряхтя, выволакивать оттуда коляску с ее пассажиркой, от которой, понятное дело, помощи не было никакой. Песок алчно засосал колеса. Приходилось одновременно тянуть коляску вверх и всем весом наваливаться на ручки, иначе она грозила опрокинуться вперед. И так — раз за разом.

Детта только подхихикивала, пока он пытался вытащить коляску, не перевернув ее.