18. Отаку
Что-то прямоугольное и вроде бы мягкое, когда дотронешься, но это только снаружи, а внутри оно жесткое. Завернутое в желто-голубой пластиковый мешок си-таковского дьюти-фри магазина. Сикось- накось заклеенное мятыми кусками коричневого скотча. Тяжелое. Компактное.
— Хелло.
Кья, сидевшая на корточках у своей расстегнутой сумки, едва не шмякнулась задом на пол, так неожиданно появился этот мальчик. Ну да, мальчик, хотя в первый момент ей показалось, что это еще одна девочка, чуть постарше, с длинными до плеч волосами, разделенными посередине на пробор.
— Я Масахико.
Говорит без переводчика. Темная балахонистая куртка, малость смахивающая на какой-нибудь армейский китель, застегнута до высокого стоячего воротника, свободно болтающегося на тонкой шее. Серые, затрепанные, с пузырями на коленях треники. Белые бумажные шлепанцы, только теперь они не белые, а грязные.
— Мицуко приготовила чай, — мальчик указал на поднос с керамическим чайником и двумя чашками, — но ты была в сети.
— А где она сама?
Кья затолкала непонятный предмет поглубже, на самое дно сумки.
— Ушла куда-то. А можно мне взглянуть на твой компьютер?
— Компьютер? — не поняла Кья.
— Это ведь «Сэндбендерс», да?
— Само собой. — Кья налила себе чаю и обернулась к Масахико: — А ты будешь?
— Не-а, я пью только кофе. — Мальчик присел на корточки рядом с низким столиком и восхищенно потрогал ребро литого алюминиевого корпуса. — Потрясно. Я видел маленький плейер того же производства. Это культ такой, да?
— Коммуна. Или там племя. В Орегоне. — Кья заметила в его длинных, шелковистых, аккуратно причесанных волосах тонкий крутой завиток лапши, точь-в-точь такой, какую кладут в коробочки для быстрого приготовления. — Жалко, что я даже не видела, как Мицуко принесла чай. Нехорошо как-то вышло.
— Ты из Сиэтла.
Не вопрос, а констатация факта.
— А ты ее брат?
— Да. А зачем ты сюда приехала?
Глаза у него были большие и темные, а лицо узкое и бледное.
— Мы с твоей сестрой обе торчим на «Ло/Рез».
— Ты приехала из-за того, что он хочет жениться на Рэи Тоэи?
— Что? — По подбородку Кья покатились капли горячего чая. — Это она тебе сказала?
— Да, — кивнул Масахико. — В Крепости, там некоторые люди работали над ее дизайном. — Он весь ушел в изучение «Сэндбендерса», крутил его и так и сяк. Пальцы у него были длинные и бледные, с обкусанными до мяса ногтями.
— А где это?
— В сети, — сказал Масахико, закидывая назад упавшие на лицо волосы.
— И что же они о ней рассказывают?
— Оригинальный замысел. Почти революционный.
— А ты где учил английский? Здесь?
— В Крепости.
Кья сделала еще глоток чая и отставила чашку.
— У тебя есть кофе?
— Конечно. — Масахико встал, не выпуская «Сэндбендерс» из рук. — Пошли ко мне.
Чтобы попасть в его комнату (кладовку в девичестве), потребовалось спуститься на первый этаж, пройти на зады ресторана и спуститься еще раз по короткой бетонной лестнице. Сама же эта комната… Кошмар, конечно, но Кья уже достаточно насмотрелась на такие мальчишеские берлоги, братья некоторых ее подружек устраивали в своих комнатах бардак и почище. Пол и узкая, вроде вагонной полки кровать завалены грудами грязной одежды, пластиковых оберток (в первую очередь — от той самой лапши). И мятых, растерзанных японских журналов. В углу, за пределами круга света, отбрасываемого галогенной лампой с коническим абажуром, мерцают и подмигивают голографические этикетки пустых пенопластовых плошек из-под еды, их там целая башня. Стол, образующий вторую, повыше, полку, выпилен из куска какого-то вторичного материала, сильно смахивающего на спрессованные обрезки коробок из-под фруктовых соков. На столе стоит компьютер, безликий черный куб. И еще одна узкая полка из того же прессованного картонного крошева, на ней — голубая микроволновка, цельные, еще в упаковке, пенопластовые ложки и батарея крошечных стальных баночек кофе.
Одна из таких баночек была уже разогрета в микроволновке и открыта; Кья осторожно пригубила крепкий, обжигающе горячий, обильно приправленный сливками и сахаром кофе. Она сидела бок о бок с Масахико на жесткой, буграстой кровати, опираясь спиной о сложенную в несколько раз пуховку. Здесь пахло кофе, лапшой и чуть-чуть — мальчиком, хотя при всем этом бардаке в комнате Масахико производил впечатление чистюли. Да Кья и вообще привыкла считать всех японцев чистюлями. Они же только и делают, что моются. От этих мыслей ей очень захотелось под душ.
— Классная штука, мне нравится.
Масахико снова провел пальцем по алюминиевому ребру. Войдя в комнату, он первым делом смел со стола весь хлам — карандаши и одноразовые ложки, непонятные куски металла и пластика — и водрузил «Сэндбендерс» прямо перед своим компьютером.
— А как ты его запускаешь? — спросила Кья, указывая кофейной баночкой на черный куб.
Короткая японская фраза. По граням куба поползли пульсирующие, нежных тонов световые червяки. Еще одна фраза, и куб потух.
Стены комнаты от пола до потолка были во много слоев залеплены плакатами и афишами, рисунками и графическими распечатками. Над компьютером висело нечто вроде большого платка, квадратный кусок шелковистой ткани с какой-то то ли картой, то ли диаграммой, исполненной в красном, черном и желтом цветах. Сотни угловатых пятен (комнат? кварталов?) теснились вокруг центрального элемента — неровного густо-черного вертикального прямоугольника.
— Крепость, — сказал Масахико, заметив направление ее взгляда. — А это моя комната. — Он перегнулся над столом и ткнул пальцем в одно из пятнышек. — Восьмой уровень.
— А там у вас что? — Кья указала на середину диаграммы.
— Черная дыра. В оригинале это было нечто вроде вентиляционной шахты. А ведь в Токио тоже есть черная дыра. Ты еще не видела?
— Нет, — качнула головой Кья.
— Дворец. Ночью с какого-нибудь высотного здания императорский дворец выглядит как черная дыра. Как-то раз я заметил там пламя факела.
— А что было с ним во время землетрясения?
— Ну, этого никому никогда не покажут. А теперь там все, как раньше. Нас в этом заверили. — Масахико улыбнулся, но только уголками рта.
— А Мицуко, куда она пошла?
— Да кто ее знает.
— Она сказала хоть, когда вернется?
— Нет.
Кья подумала о Хироми Огава и тут же вспомнила, что кто-то запугивал Келси. Хироми? Но тут же
