— Так кто же тогда тебя ищет?
— Ну, если бы мама узнала, что я здесь…
— Твоя мама ни в жизнь не нагнала бы на Келси такого страху.
— Если кто-нибудь узнает номер моего места в самолете, он тогда сможет узнать номер билета, а потом узнать, где и как был куплен билет, верно?
— Да, если у него есть определенные возможности. Это незаконно.
— А отсюда недалеко и до Келси…
— Но сперва он должен будет залезть в файл регулярных клиентов «Эйр Магеллан», а для этого нужны весьма, весьма серьезные возможности.
— Там, в самолете, была одна женщина… Она сидела рядом со мной. Потом вышло так, что я несла ее чемодан, а они с ее мужиком подкинули меня до Токио…
— Ты несла ее чемодан?
— Да.
— Ну-ка, ну-ка, расскажи. И поподробнее, ничего не опуская. Где ты познакомилась с этой бабой?
— В аэропорте. В «Си-Таке». Там на входе брали пробу на ДНК, и она сделала такую странную вещь…
Сона слушала, строгала свою палочку и все больше мрачнела.
— Fuck your mother, — сказала она, когда Кья замолкла. Автоматический переводчик передал ее интонацию, как не поймешь что, то ли мрачное веселье, то ли отвращение.
— Чего? — смешалась Кья.
Сона посмотрела на нее вдоль гладко обструганной палочки, словно прицеливаясь.
— Обсценный арготизм. Идиома. Очень сложная и богатая, твоя мать тут совершенно ни при чем.
Она сделала что-то своим ножом, и он сложился, трижды отчетливо щелкнув. Та же, что и прежде, ящерица стрелой пронеслась по пыльной земле и выжидающе замерла, плоский мозаичный силуэт на тускло-розовом, прогретом солнцем камне. И снова, как и тот раз, пальцы Соны изменили ее окраску.
— Что это ты делаешь?
— Усложняю криптосистему. — Сона приложила ящерицу к лацкану своей куртки, и та повисла на вытертой, порыжевшей коже, как причудливая брошка с блестящими ониксовыми глазами. — Тебя разыскивают. А может, и нашли. Нам нужно по возможности защитить себя от посторонних глаз и ушей.
— А она что, способна на такое?
— Возможно. Она довольно новая. Но вот эти, — Сона ткнула палочкой куда-то вверх, — будут ненадежнее.
Кья вскинула голову к закатному небу, к темным, с розовой опушкой облакам и вроде бы различила широко раскинутые крылья. Два парящих силуэта. Больших. Не птицы. И сразу исчезли.
— Запрещенные в вашей стране. Колумбийское производство. Птички из информационного рая[22]. — Сона поставила палку заточенным концом на землю и начала крутить ее между ладонями, туда-обратно, туда-обратно. Был когда-то древний мультфильм, где кролик точно вот так же добывал огонь. — Ты идиотка. Полная.
— Почему?
— Ты пронесла чемодан через таможню? Чужой чемодан?
— Да…
— Идиотка!
— Да что тут такого?
— Эта твоя Мэриэлис — контрабандистка. А ты — наивная раззява.
Но ведь ты-то тоже считала, что мне надо ехать, подумала Кья и едва не заплакала.
— А если даже и так, зачем они меня ищут?
— Да какая разница? — пожала плечами Сона. — Серьезный, опытный контрабандист никогда не отпускает ишака на свободу…
В животе Кья, чуть пониже пупка, шевельнулось что-то скользкое, холодное, серебристое, и в тот же самый момент пришло пугающее воспоминание туалетной комнаты в «Виски Клоне». Краем глаза замеченный уголок чего-то чужого, незнакомого. В ее сумке, между футболками. Когда она взяла одну из них, чтобы вытереть руки.
— Что с тобою?
— Слушай, я пойду. Мицуко сейчас вернется, она ведь только чай заварить… — Кья строчила как пулемет, глотая половину слов.
— Пойдешь! Ты что, сдурела? Нам еще нужно…
— Извини. Пока.
Компьютер отключен, гляделки сдернуты, теперь расстегнуть эти проклятые ремешки на запястьях… Сумка на месте, стоит как стояла.
17. Стены славы
— Мы не успели организовать все это путем, — сказала женщина, передавая Лэйни очки. Он сидел на детского размера пластиковой скамеечке. Розовой, в пандан столу. — Да и вряд ли возможно организовать такую штуку путем.
— Есть участки, до которых мы не можем добраться, — пояснил хвостатый японо-американец. — Блэкуэлл говорит, у вас был опыт работы по знаменитостям.
— Артисты, — кивнул Лэйни. — Музыканты, политики…
— Здесь все будет иначе, да вы сами увидите. Крупнее на пару порядков.
— А что осталось недоступным? — спросил Лэйни, надевая очки.
— Мы не знаем, — сказала женщина. — Сейчас вы почувствуете общий масштаб этого хозяйства. Слепые пятна могут быть по бухгалтерии, налоговым хитростям, контрактам… Мы же просто вспомогательный технический персонал. У него есть другие люди, которым специально платят за то, чтобы они обеспечивали максимальную конфиденциальность определенных массивов.
— А почему бы тогда не привлечь их? Этих людей? — удивился Лэйни и тут же почувствовал на плече тяжелую, как мешок с дробью, руку.
— Это мы обсудим как-нибудь потом, — сказал Блэкуэлл. — А вы бы пока посмотрели, что там и как. Мы же за это вам платим, верно?
Первые дни после смерти Элис Ширз Лэйни так и продолжал присматривать за ее делами (благо «Бестормозные» разрешили воспользоваться их счетом в «Дейтамерике»). Узловая точка сразу исчезла, да и вообще информации поуменьшилось, ее не то чтобы косою выкосили, а так, слегка пропололи, привели в божеский вид.
Но главное было в том, что Элис попросту не порождала новой информации. Замерла кредитная активность, даже ее счет в «Апфул групвайн» был аннулирован. По мере того как исполнялось ее завещание и завершались незавершенные сделки, информация все больше обретала аккуратный, словно по клеточкам расписанный вид. Лэйни думал о закоченевших, плотно спеленатых телах, о гробах и склепах, об аккуратно распланированных кладбищах тех давно минувших дней, когда мертвецы могли еще рассчитывать на свою долю недвижимой собственности.
Узловая точка существовала, пока Элис Ширз жила, пребывала в беспорядочном, постоянно ветвящемся взаимодействии с обыденным — и все равно бесконечно сложным — миром. А теперь взаимодействие исчезло.
Он осторожно взглянул, не проводил ли ее артист что-нибудь вроде своей любительской
